Майкл Панке - Выживший: роман о мести
– Маман – нет. Папа́ – возможно.
Братья разразились хохотом, затем важно перекрестились.
– Тише там, – одернул их Ланжевен. – Знаете ведь, как вода разносит звук.
– Что-то ты сегодня не в духе, Ланжевен, – отозвался Ла Вьерж. – Нам и одного Шарбонно хватит – на похоронах и то веселее, чем с ним.
– Будете орать и дальше – похорон нам не миновать.
Однако Ла Вьерж не собирался бросать добрую перебранку.
– Представляешь – у той скво в форте Бразо было три груди!
– А зачем ей три? – подал голос Доминик.
– Воображения у тебя нет, вот что.
– Воображения? Да если б ты меньше воображал, тебе бы сейчас мочиться было легче.
Ла Вьерж замолк, пытаясь придумать ответ, однако от брата он уже устал. Ланжевен сегодня был неразговорчив, Шарбонно пропадал в лесу, с Профессором не поговоришь…
Взгляд Ла Вьержа уткнулся в Гласса. С самого форта Бразо тот почти не раскрывал рта: с ним перекидывались редким словом, обычно по поводу добытой на ужин дичи, а в беседы – и тем более в перепалки, милые сердцу Луи, – с ним никто не вступал.
Ла Вьерж внезапно пожалел, что не искушен в светских беседах Он ничего не знал о Глассе помимо факта стычки с медведем. Что хуже – Гласс о нем тоже ничего не знал, какое упущение! Ла Вьерж решил, что настало время попрактиковаться в английском, знатоком которого он себя считал, и приступил к делу.
– Эй, свиноед! – позвал он, и, когда Гласс поднял голову, продолжил: – Ты откуда?
Внезапное обращение на английском и сам вопрос застали Гласса врасплох, он сглотнул.
– Из Филадельфии.
Ла Вьерж замер, ожидая ответного вопроса. Гласс молчал, и Луи ответил сам:
– А мы с братом из Контрекера.
Гласс молча кивнул. Этого американца так просто не проймешь, решил Луи и продолжал в том же духе:
– Знаешь, как мы стали вояжерами?
Гласс отрицательно качнул головой. Доминик закатил глаза, понимая, что брат заводит привычную канитель.
– Контрекер стоит на реке Святого Лаврентия. Когда-то давно, сто лет назад, в нашей деревне жили только бедные крестьяне. Весь день в поле, земля плохая, погода холодная – урожая не было. Однажды в поле у реки трудилась красавица Изабель, и из воды показался конь – большой и сильный, черный, как ночь. Он стоял в реке и глядел на девушку. Она испугалась и хотела бежать. А конь ударил копытом по воде, из реки выпрыгнула форель и прямо у ног девушки… – Ла Вьерж запнулся, не зная слова, и изобразил руками шлепок. – Изабель видит такой petit cadeau[12], радуется и несет родителям на обед. Рассказывает своему папа́ и братьям про коня, те смеются и думают, что она шутит. А потом говорят: иди, пусть твой друг подарит еще что-нибудь. Изабель идет на поле, и после этого каждый день видит вороного коня. И каждый день он дает ей подарок. Сегодня яблоко, завтра цветы. Каждый день она рассказывает семье о коне, и каждый день все смеются. А потом однажды конь вышел из воды и подступил к Изабель. Она села на него верхом, и он поскакал к реке. Оба исчезли в волнах, и их никто больше не видел.
Потрескивал костер, отбрасывая за спину Луи пляшущие тени, шепот реки вторил рассказу, будто подтверждая правдивость истории.
– В ту ночь, когда Изабель не пришла домой, ее отец и братья пошли искать ее в поле. Нашли ее следы и следы коня, увидели, что она села на коня и тот унес ее в реку. Обыскали реку вверх и вниз по течению, никого не нашли. На следующий день все мужчины деревни взяли свои каноэ и тоже стали искать. Все поклялись не возвращаться на поля, пока не отыщут бедную Изабель. Но ее так и не нашли. Вот так, месье Гласс, мы и стали вояжерами. По сей день ищем бедную Изабель.
– Где Шарбонно? – спросил вдруг Ланжевен.
– Что значит «где Шарбонно»?! – возмутился Ла Вьерж. – Я тут о пропавшей девице, а ты мне о пропавшем старике?
Ланжевен не ответил, и Ла Вьерж ухмыльнулся:
– Malade comme un chien[13]. Надо его позвать. – Приставив руки ко рту, Луи повернулся к ивняку и заорал: – Шарбонно, не волнуйся! Мы пришлем Профессора подтереть тебе зад!
Туссен Шарбонно сидел на корточках, голым задом в сторону кустов, – сидел давно, так что начали затекать ноги. С самого форта ему нездоровилось: наверняка виной всему стряпня, которую подавали у Кайовы. От костра неслись издевательские крики Ла Вьержа, которого Шарбонно уже почти ненавидел.
Хрустнула ветка.
Шарбонно подскочил, одной рукой хватаясь за пистолет, другой натягивая кожаные штаны, – ни то ни другое ему не удалось: пистолет упал на землю, штаны свалились до щиколоток. Он вновь попытался схватить пистолет – штаны не пустили, Шарбонно растянулся на земле, стукнувшись коленом о булыжник. Застонав от боли, он скосил глаза. По берегу шел лось.
Шарбонно, выругавшись, вернулся к прерванному занятию, морщась от новой боли в ноге.
К приходу в лагерь раздражение успело перерасти в злобу, и при виде развалившегося на бревне Профессора, в бороде которого застряла каша, он не выдержал.
– Ну и свинья ты, кто так ест?
Ла Вьерж глянул на Профессора поверх трубки.
– Не знаю, Шарбонно. В каше на бороде так хорошо отражается огонь от костра – прямо как северное сияние.
Ланжевен и Доминик расхохотались, Профессор по-прежнему жевал, не обращая внимания на шутки. Шарбонно взъярился еще больше.
– Эй ты, идиот, шотландский олух, ты хоть слышишь, что тебе говорят?
Профессор продолжал невозмутимо жевать кашу, как корова жвачку.
Шарбонно криво улыбнулся – упускать такую возможность он не собирался.
– А что у него с глазом?
Вступать в разговор с Шарбонно никто не спешил, все молчали. Наконец Ланжевен ответил:
– Выбили в драке. В Монреале.
– Жуть. Каждый раз вздрагиваю, как вижу. Таращится на меня этой штукой целый день.
– Слепой глаз не может таращиться, – ответил Ла Вьерж, который успел привыкнуть к Профессору или, по крайней мере, зауважать его умение управляться с веслом. Да и Шарбонно он не жаловал: ворчание старика переводчика успело утомить его раньше, чем лодка миновала первый речной поворот.
– А я говорю – таращится, – не отступался Шарбонно. – Как будто из-за угла подглядывает. И не мигает никогда. Не понимаю, как глаз не пересохнет.
– Даже если глаз и видел бы – на тебя, Шарбонно, и глядеть-то незачем.
– Мог бы и повязкой закрыть. А то дождется – я сам ему глаз замотаю.
– Ну и замотай. Хоть чем-то полезным займешься.
– Я тебе не мальчик на побегушках! – взвился Шарбонно с пеной у рта. – Еще порадуешься мне, когда арикара придут за твоим скальпом! Да я тропы зарубками отмечал вместе с Льюисом и Кларком, когда ты еще пеленки пачкал!
