Чаща - Джо Р. Лансдейл
– Ублажай себя сам, – повернулась ко мне задом и собралась спать. Минут через пять заявился Боров и улегся по другую сторону, придавив меня, как сэндвич.
– Пока ты не появился, мы с Боровом жили душа в душу, – сказал Юстас.
– Так, видно, и было, – сказал я.
– Так-то оно так, но знаешь, я совсем не скучаю по его вони, – сказал Юстас и рассмеялся.
– Боров здорово воняет, – сказала Джимми Сью и затихла. Через несколько мгновений я услышал ее ровное дыхание. Юстас с его четвертым калибром взялся нести первый караул, усевшись на пригорок между двух глядящих на тропу деревьев, неподалеку от места, где мы привязали лошадей.
Вскоре и я провалился в сон. Мне снилось нечто, как показалось тогда, исполненное тайного смысла, правда, теперь я уверен, что это изрядная глупость, которую не стоит и вспоминать. Когда я проснулся, все еще была ночь, так что, повернувшись на бок, я увидел возле костра Коротыша, который читал какую-то книгу, наклонившись поближе к огню. В сполохах костра его громадная тень плясала среди деревьев.
Некоторое время я наблюдал, но усталость взяла свое, и в другой раз я проснулся уже от пинка Джимми Сью.
– Все уже уехали, – сообщила она.
– Что? – воскликнул я, садясь. Джимми Сью была теперь одета в чьи-то широкие штаны и старую синюю мужскую рубашку. Ботинки она не сменила. – Откуда взялась эта одежда?
– Мне дал ее Уинтон. Сложил для меня в свою седельную сумку. Думал, так мне будет удобнее. И не ошибся. Он сказал, это вещи какого-то парня, которого застрелили и потом сожгли. Но не в этих штанах. И они не пахнут Уинтоном. Вполне себе чистые.
– Похоже на правду, – сказал я.
– То, что штаны не пахнут?
– То, что их прежнего хозяина сожгли в других штанах. Иначе сейчас бы ты их не носила.
– Ну да, Уинтон рассказывал, что родители того парня одели его в хороший новый сюртук, к которому принесли две пары штанов, и эти остались. И почему-то после похорон их забрал Уинтон. Только, хотя это все интересно, думаю, ты захочешь узнать, что все, включая Борова, уехали без нас.
Я быстро вскочил.
– Они нас не бросили, – продолжила Джимми Сью. – Просто поехали вперед. Я видела, как они собирались. Юстас сказал, тебе надо хорошенько отдохнуть, а то последний день-другой ты сам не свой.
– Вот, значит, как?
– Так ты не устал?
– Я в порядке, – сказал я.
– Так что ж не захотел объездить меня прошлой ночью?
– Не нашлось шпор.
– Очень смешно, Джек. Прямо обхохочешься. Прочие мужики только и думают, как бы ко мне подобраться, или к другой, вроде меня. Их дважды приглашать не надо.
– Верно, но мне сейчас не до этого.
– Я думала, сможем с тобой хорошо поразвлечься, – сказала она.
– Мы не на увеселительной прогулке, – ответил я.
– Ну, пока не знаем, сколько нам добираться, а, глядишь, еще долго, отчего не повеселиться? Я хотела было развлечь шутками, но, видишь, не очень получается. Зато знаю толк в другом деле, и это подходящий выбор, как по-твоему?
Пока она болтала, я вытряхнул сапоги, чтобы убедиться, что внутрь не заполз скорпион. Потом натянул их, скатал постель и принялся седлать свою лошадь. Конь Джимми Сью был уже оседлан. Тут она говорит:
– Не рассчитывай заполучить завтрак в постель, как, впрочем, и меня, если не собираешься выполнять свои мужские обязанности.
– У меня появились обязанности?
– Разве мы не вместе?
– Вроде как да.
– Ну и веди себя как положено.
Я не нашелся, что на это ответить. Она была точно бутылка с шипучим, которую потрясли и откупорили, и, пока бутылка не опустеет, она все равно не заткнулась бы.
Когда мы забрались в седла, Джимми Сью залезла в седельную сумку и вытащила пару печенек. Одно протянула мне со словами:
– Прежде, чем кусать, пусть во рту немного размокнет. А то зубы сломаешь. Их печет одна тетка в кафе.
– То же печенье, которым шериф зашиб Харлиса?
– Ну да, – сказала она. – Может, даже из одной корзинки. Утром меня Уинтон угостил.
И мы тронулись в путь по тропинке, в направлении, указанном Джимми Сью, рассасывая свои печенья. Все, чего я добился, только чтобы печенье расслоилось, и тонкий ломтик еще долго торчал у меня во рту, как бритвенное лезвие, пока не размок настолько, чтобы его проглотить.
(10)
Утро было жарким, как бешеная собака в фуфайке. Мое седло изводило меня, вызывая желание зажать причиндалы в кулак, чтобы не натереть их еще сильнее. Около полудня мы сделали остановку, чтобы дать лошадям остыть и перекусить тем самым бисквитом, что жуется целый час, а потом болтается в желудке, заставляя думать, что ты объелся кирпичей.
Когда мы прикинули, что лошади достаточно отдохнули и набили животы зерном, мы повели их к маленькому ручью напиться, но не слишком, так чтобы животы не раздуло от того самого зерна. И вот, когда мы уже поднимались по склону, ведя лошадей в поводу, до наших ушей донеслась отчаянная божба, где имя Господа слишком часто упоминается всуе. Потом на пригорке, со стороны, откуда мы приехали, возник чернокожий малый верхом на большом муле. Он скакал во весь опор, раскачиваясь, как очумелый маятник, что и вызывало поток ругани. Я мгновенно узнал его по светлому пятну на лбу. Тот самый тюремный уборщик, Спот.
Увидев нас, он замахал рукой. Когда приблизился, остановился и сполз с мула, который не был оседлан, так что поездка выдалась не из легких.
– Я ищу шерифа, – сказал он.
– Они проехали вперед, – сказала Джимми Сью. – Чего ты всполошился?
– Да из-за Харлиса.
– Кто-то опять угодил в него печеньем?
– Тут дело куда хуже, – сказал Спот. – Теперь ему брюхо прострелили.
– Ну и ну, – сказала Джимми Сью.
– Та чертова шлюха, – сказал Спот. – Без обид, леди.
– Ладно, переживу, – сказала Джимми Сью. – Продолжай.
– Я, значит, зашел в тюрьму забрать горшок, вот и пришлось камеру открывать, а Харлис явился с револьвером и ключами, ну и открыл. Вот я и зашел. Только успел выйти, как явилась та шлюха, Кэти звать, вся лыбится и говорит, мол, пришла с кузеном повидаться. А тот и говорит: давай, Кэти, заходи повидаться. А то мне и поболтать не с кем. Может, он как по-другому сказал, я не особо прислушивался, но вроде как слова такие. Я горшок-то у двери поставил и дальше убираю, а та Кэти достала из сумки пистолетик и говорит, вроде, не запирай. Выпустишь его или сделаю дырку в брюхе. Смекаю, удирать надо,
