Джентльмен с Медвежьей Речки - Роберт Ирвин Говард
– Так вот о чем говорил твой друг Джим, – медленно проговорил я. – А я-то, дурак этакий, поверил ненастоящему шерифу и решил, что и Джим, и Джоуб, и все вы там – обыкновенные преступники.
– Ормонд отобрал у дяди Джоуба значок и изображает из себя шерифа, чтобы дурачить приезжих, – всхлипывала девчонка. – А немногие честные люди, которые еще остались в Вампуме, боятся открыть рот. Эти головорезы держат в страхе всю округу. Дядя Джоуб послал гонца на восток, хотел попросить помощи в поселениях на Бычьей речке, но никто так и не пришел. Судя по тому, что мне удалось подслушать, Волк Эшли догнал его и убил где-то к востоку от Гумбольдтских гор. И что же теперь делать? – Она зарыдала.
– Седлай лошадь дока Ричардса и скачи на гору Гризли, – сказал я. – Когда доберешься, скажи доку, чтобы он не мешкая скакал сюда, потому что работенка для него тут найдется.
– А как же вы? – девчонка не успокаивалась. – Я не могу уехать, ведь вас же тут повесят!
– За меня не бойся, девочка, – успокоил я ее. – Я Брекенридж Элкинс с Гумбольдтских гор, и я сейчас встряхну этот городишко как следует! Ну, живей!
Видать, я ее убедил, потому что она тут же, всхлипывая, скрылась в тени, и вскоре я услышал удаляющийся топот копыт. Тогда я встал, схватился за прутья на окне и выдернул их с корнем. Затем сунул пальцы в щели, ухватился за бревна, служившие рамами, и выломал их, а вместе с ними еще пару-тройку бревен; стена зашаталась, и крыша свалилась прямо мне на голову, но я стряхнул с себя обломки и поднялся на ноги посреди руин, как медведь после зимней спячки.
Как раз подоспел тюремщик, но, увидев, что я натворил, он так и встал, разинув рот, и даже забыл достать пистолет. Я отобрал у него оружие, швырнул тюремщика в закрытую дверь его лачуги и оставил валяться в обломках.
Затем я зашагал к «Золотому орлу» и тут увидел, что по дороге скачет тот чертов ложный помощник шерифа, Джексон. Челюсть у него по-прежнему была завязана, и кричать он не мог, но, увидев меня, он раскрутил лассо, накинул петлю мне на шею и тут же пришпорил коня – хотел тащить меня по дороге и задушить насмерть. Но я-то видел, что лассо привязано у него к луке седла на техасский манер, а потому схватился за веревку обеими руками и уперся ногами в землю, и, когда лошадь натянула веревку, подпруги лопнули, и седло соскочило с лошади, а Джексон свалился на землю головой вниз, да так и затих.
Я сбросил с шеи лассо, сунул в кобуру револьвер тюремщика и снова зашагал к «Золотому орлу». Заглянув внутрь, я увидел все ту же толпу, а возле барной стойки развалился, выпятив пузо, сам Ормонд; он громко бахвалился перед остальными.
Я шагнул внутрь и рявкнул:
– Погляди-ка сюда, грязный ворюга! Готовься к смерти!
Он резко обернулся, побледнел и потянулся к оружию, но я всадил в него шесть пуль, прежде чем он рухнул на пол. Затем я бросил опустошенный револьвер прямо в оцепеневшую толпу и издал оглушительный рев, который горным ураганом накрыл всех зевак. Они тут же принялись орать и обступили меня, но я работал руками и ногами, отбрасывая их, словно кегли. Одни перелетали через барную стойку, другие падали под столы, а некоторыми я сшибал пивные бочонки. Я оторвал колесо рулетки и одним махом уложил целую толпу, а вдогонку схватил бильярдный стол и швырнул в зеркало позади барной стойки. Троих или четверых подонков придавило обломками, и они вопили во всю глотку.
Остальные тем временем кидались на меня с ножами, дубасили ножками от стульев и медными кастетами, стреляли, но всадить в меня хоть одну пулю они не смогли – вместо этого попадали друг в друга, потому что вокруг было слишком много народу, а все прочее лишь распаляло мой гнев. Я развел руками, обхватил стольких людей, скольких смог, и крепко сдавил; треск их черепов был для меня слаще всякой музыки. Кого-то я запустил головой в стену, кого-то от души швырнул в пол, а несколькими тушами переломал все столы в салуне. Барную стойку я разнес в щепки, а полки позади нее рухнули, когда я запустил в них одним из подвернувшихся под руку бандитов, и весь пол оказался залит спиртным. По потолку пошла трещина, с него упала одна из ламп, и тут все закричали: «Пожар!» – и стали ломиться к выходу, а кто-то выпрыгивал прямо из окон.
И тут я понял, что остался один в пылающем доме, не считая тех, кто уже толпился у двери. Я двинулся было к выходу. Но тут увидел на полу кожаный мешочек и разбросанные вокруг него разные мелочи, выпавшие из чьих-то карманов; впрочем, когда тебя хватают за ноги и швыряют в стену, неудивительно, что ты что-то да порастеряешь в полете.
Я схватил мешочек, дернул за тесемку – и мне на ладонь посыпались крохотные золотые слитки. Я огляделся, не валяется ли где Эшли, но на полу того было не видать. Зато он пялился на меня из-за порога, я увидал его как раз в ту секунду, когда он – ба-бах! – пальнул в меня из револьвера сорок пятого калибра; значит, Эшли спрятался в соседней комнате, до которой огонь еще не добрался. Я бросился на него, не обращая внимания на пулю, которая пробила мне плечо, сцапал бандита и отобрал у него револьвер. Тогда он выхватил ножик и попытался пырнуть меня промеж ног, но только слегка поцарапал мне бедро, и я швырнул его через всю комнату с такой силой, что его голова застряла в стене меж досок.
К тому времени большой зал салуна уже полыхал вовсю, и выйти через главный вход я никак не мог. Я бросился было к задней двери, но оказалось, что снаружи за ней прячутся несколько человек, готовые пристрелить меня, едва я окажусь на улице. Так что я выбил несколько досок из противоположной стены; как раз в этот момент обрушился потолок, поэтому никто не слышал, как я вырвался наружу, а я подкрался к ним сзади, схватил за головы и так треснул друг о друга, что у них из ушей хлынула кровь. Оружие
