Майн Рид - Американские партизаны
Поразили его не только кушанья, но и некоторые высказывания монахов. Но каково же было его удивление, когда в конце трапезы Ривас, стоя со стаканом в руке, провозгласил:
— Patria y Libertad!
И лозунг этот подхватили все присутствующие:
— Отечество и свобода!
Воодушевление, вызванное этими словами, казалось здесь еще более странным, чем самые слова.
43. КТО ОНИ?
Когда завтрак был окончен, братья встали все разом и покинули трапезную. Некоторые разошлись по своим кельям, другие сели на скамьи перед домом и закурили. Настоятель, ссылаясь на спешные дела, попрощался со своими гостями и удалился. Керней и Рок могли, наконец, поговорить друг с другом.
Не желая, чтобы братья могли их слышать, они сошли на аллею, когда-то, вероятно, усыпанную песком, теперь же заросшую мхом и травой. Ветви деревьев, сплетаясь вверху, защищали гуляющих от слишком яркого солнца. Пройдя сотню шагов, беглецы очутились опять под открытым небом. Здесь они заметили, что стоят на краю обрыва, или пропасти, служащей границей площадки, на которой находился монастырь. Отсюда их взору представился самый красивый ландшафт, какой только мог видеть человеческий глаз.
Но красота природы их мало трогала, и, бросив беглый взгляд на чудную картину, они повернулись к ней спиной и сели друг против друга. Это место было, вероятно, любимым местом отдыха монахов, судя по расставленным скамьям.
— Ну, Крис, старый товарищ, — начал Керней, — немало мы пережили за эти сутки! Что вы думаете о наших новых знакомых?
— Капитан, вы предлагаете мне сложную загадку!
— В самом ли деле они монахи?
— Не могу сказать. Да и что меня спрашивать? До моего приезда в Мексику я никогда не видел монахов. В Техасе, может быть, они и были, но, признаться, я могу судить о них только понаслышке и склонен думать, что здесь тоже нет ни одного монаха.
— Неужели же это попросту разбойники?
— А кто же их знает? Ривас ведь слывет атаманом сальтеадоров, то есть разбойников. Но я сильно сомневаюсь в этом.
— Меня бы это сильно удивило, — сказал Керней. — Мне он кажется высоко порядочным человеком. Он был офицером и имеет чин капитана.
— Я этому охотно верю, но не надо забывать, что по всему течению Рио-Грандо есть много мексиканских офицеров, начиная с поручиков и кончая генералами, которые были грабителями. Вспомним хотя бы полковника Чаперраля, известного своими разбоями и убийствами. А Санта-Ана, кто же он, как не разбойник? Звание офицера не гарантия честности. Во время революции офицеры в этой стране становятся бандитами, и наоборот.
— А если это разбойники, то что же нам делать?
— Зачем разбираться, когда у нас нет выбора? Мы во власти наших хозяев, и кто бы они ни были, можем найти у них приют и покровительство, чем уже и воспользовались.
Керней молчал, обдумывая слова техасца, вспоминая все, что слышал о Ривасе, сопоставляя с этим его действия и надеясь таким образом разрешить интересовавшую его загадку.
— Если мы попали в притон бандитов, — сказал он наконец, — они захотят, чтобы мы примкнули к их шайке, а это будет очень неприятно.
— Конечно, капитан! Что может быть неприятнее для честного человека? Но если к этому принуждают силой, тогда совсем другое дело. К тому же Мексика — это ведь не Техас и не Соединенные Штаты. Если к воровству не присоединяется жестокость, то оно не считается у них бесчестьем. Я слышал, как один мексиканец уверял, что разбойник с большой дороги ничем не хуже, чем государственные деятели и законодатели, обворовывающие страну. Во всяком случае, — продолжал он, — я ничего не утверждаю, но считаю их столько же бандитами, сколько и монахами. Могу только сказать, что это самые симпатичнейшие люди, каких я когда-либо встречал, и мне не верится, чтобы они принудили нас к бесчестным поступкам. Будем же относиться к ним с уважением, пока не получим доказательств, что они недостойны его. Тогда мы поступим с ними по заслугам.
— Если это нам удастся, — заметил Керней, — впрочем, займемся лучше настоящим… Что предпринять?
— Оставаться здесь, с нашими новыми знакомыми.
— Да, я не вижу другого выхода. Будем надеяться, что уйдем отсюда с чистой совестью, так как в сущности ничто не доказывает, что мы у воров. Скорее все-таки у монахов.
— Почему?
— В доме нет ни одной женщины. Когда я заходил сегодня в кухню, я не заметил ни одной юбки. Это более похоже на монахов, чем на разбойников. Что вы об этом думаете, капитан?
— Право, не знаю. Может быть, мексиканские разбойники похожи в этом случае на итальянских, которые не любят таскать с собой женщин.
— Не странно ли, однако, — прибавил техасец, — что монахи расставляют везде часовых? Я видел их и вчера, и сегодня, возвращавшихся с постов.
— Все это очень странно, но ведь разгадаем же мы когда-нибудь эту тайну. Кстати, — прибавил он, — что сталось с карликом?
— Право, не знаю, капитан, я о нем ничего не слышал с той минуты, как его увел дворецкий, и желал бы больше никогда не слышать. Экая образина! — Его, наверное, куда-нибудь заперли. Пусть он себе там и остается, а мы, вероятно, сейчас узнаем о своей участи, так как к нам идет настоятель, — сказал Керней, заметив подходившего к ним мнимого монаха.
44. НАСТОЯТЕЛЬ МОНАСТЫРЯ
— Amigo, — сказал настоятель, обращаясь к Кернею, — позвольте мне предложить вам сигару и извиниться, что я не подумал об этом раньше. Вот манильские и гаванские, выбирайте, пожалуйста.
За монахом шел дворецкий, неся большой ящик с сигарами. Он поставил его на одну из скамеек и удалился.
— Спасибо, святой отец, — улыбнулся Керней, — ваши сигары действительно превосходны.
— Я в восторге, что вы оценили их по достоинству, — ответил монах, -они и должны быть хороши, судя по их дороговизне. Но прошу вас об этом не думать и курить, сколько пожелаете, мне они ничего не стоили. Это контрибуция, предложенная монастырю.
Слова эти сопровождались улыбкой, вызванной, вероятно, каким-то воспоминанием, связанным с сигарами.
«Значит, вынужденная контрибуция», — подумал ирландец, на которого слова Риваса произвели неприятное впечатление.
Техасец еще не притрагивался к сигарам, и, когда ему их предложили, сказал Кернею:
— Скажите ему, капитан, что я предпочел бы трубку, если таковая у него найдется.
— Что говорит сеньор Крис? — спросил мнимый аббат.
— Что он предпочел бы трубку, если это вас не затруднит.
— О, ничуть. Грегорио! — закричал Ривас вслед удалявшемуся дворецкому.
— Не беспокойтесь, — заметил Керней. — Крис Рок, удовольствуйтесь сигарой, не следует быть слишком требовательным.
