Майн Рид - Американские партизаны
— Спасибо, мой добрый Грегорио! Спасибо! Но надо благословлять за это одну прекрасную даму, и даже двух.
— Сеньор капитан, по крайней мере, одну я знаю, и клянусь, что во всей Мексике…
— Хорошо, хорошо… Теперь не время говорить о сеньорите, — с живостью заметил Ривас. — Мои друзья и я умираем с голоду.
— К несчастью, у меня мало съестного, но я сейчас разбужу повара.
— Нет, нет. Мы удовольствуемся холодным мясом. К тому же, мы настолько же утомлены, насколько голодны, и чем раньше уснем, тем лучше. Пойдите же, посмотрите, что вы можете дать нам поесть и выпить. Или погреб тоже опустел?
— Нет, сеньор, без вас не было откупорено ни одной бутылки. Я говорю, понятно, о дорогом вине. В ваше отсутствие мы пили простое канарское.
— О, в таком случае, дело не так плохо. Принесите же нам бутылку мадеры, бутылку бургундского и старого «Педро Хименес». А мои сигары, существуют они еще?
— Как же, сеньор, я все гаванские сигары спрятал под замок и раздал лишь те, что попроще.
— Вы примернейший дворецкий, Грегорио. Принесите же нам скорее вина и сигар. Мы не курили уже целую вечность.
Разговор этот происходил в полумраке длинного коридора, которым они шли. В конце его через открытую дверь виднелся свет. Ривас жестом пригласил Кернея и Рока войти в комнату. Он не собирался, видимо, угощать карлика дорогими винами и сигарами, поэтому, указав на него Грегорио, сказал вполголоса:
— Уведите его и заприте где-нибудь. Дайте ему есть, а главное, наблюдайте, чтобы не убежал.
— Слушаю, сеньор, все будет исполнено.
Говоря это, дворецкий схватил карлика за ухо и повел по коридору. Ривас поспешил к своим друзьям, вошедшим в большую комнату, вся меблировка которой состояла из длинного стола и стульев, обтянутых кожей, как принято в Мексике. Здесь было больше оружия, чем мебели. Ружья, сабли и всевозможные доспехи, висевшие по стенам, придавали комнате вид арсенала.
— Теперь, друзья, — сказал Ривас, заметив тревожное выражение на лицах своих гостей, — вам нечего больше бояться. Я сожалею только, что не могу предложить вам лучшего ужина, который будет. Однако это все же лучше того, чем кормили нас в Аккордаде. Что это была за пища! Она одна могла бы служить наказанием!
— Ах! — заметил Керней. — Если бы вы испытали то же, что мы, когда были взяты этими людьми в плен, вы сочли бы аккордадские кушанья Лукулловым угощением.
— Чем же вас кормили в плену?
— Полусырыми бобами, а очень часто просто ничем в течение целых суток.
— Черт возьми! — воскликнул мексиканец. — Меня эта жестокость не удивляет. Санта-Ана только так и может поступать со своими врагами, будь они его соотечественниками или иностранцами. Никогда наша страна не видала более жестокого тирана. Слава богу, его царствование подходит к концу. Я имею основания надеяться на это.
Разговор был прерван приходом дворецкого, поставившего на стол бутылки, стаканы и ящик с сигарами. Ривас стал угощать своих гостей.
Через минуту дворецкий снова появился, нагруженный таким количеством холодных яств, которое должно было вполне удовлетворить узников, покинувших Аккордаду: холодное мясо, дичь, маисовый хлеб, всевозможные фрукты…
Беглецы оказали должную честь ужину. Перенесенные лишения до крайности утомили их. Поэтому, утолив голод, они с радостью восприняли сообщение Грегорио:
— Ваши комнаты готовы!
41. БЕСПОКОЙСТВО
— Луиза, вы видите солдат?
— Где?
— Вон там, они несутся галопом…
— Да, теперь я их вижу! Ах, Изабелла, только бы они не догнали кареты. О боже!
— Теперь самое время уповать на бога! Во всяком случае, я надеюсь, что солдаты их не догонят. Раз карету не остановили у ворот, она должна быть уже далеко… Успокойтесь, моя дорогая, и поверьте, что они сумеют избежать опасности.
Разговор этот происходил под звон колоколов и пальбу пушек. Молодые женщины переговаривались, сидя на асотее дома дона Игнацио, куда они взошли тотчас по приходе домой.
С биноклями в руках они следили за происходившим на дороге. Карета, завернув за Койоакан, исчезла, они видели затем лишь солдат, несшихся в погоню. Это были гусары. Вскоре все пропало в столбе пыли, поднятой лошадьми.
Затем прекратились выстрелы и звон колоколов. Все затихло, и город успокоился. Только Луиза Вальверде и ее подруга были охвачены волнением.
Они переживали как за участь беглецов, так и за свою собственную. Они начали думать о последствиях своего участия в побеге арестантов. Чем же это кончится, если экипаж и беглецы будут настигнуты?
Как объяснить, почему в экипаже оказались спрятанными кинжалы, пистолеты и, в особенности, пила и мужские плащи?
Для чего понадобились они молодым женщинам, выехавшим на прогулку? Они не боялись измены кучера, но опасались, что если все вещи будут найдены, судьба их решена…
Беспокойство сильно подействовало на молодых женщин, которым не с кем было даже посоветоваться. Дон Игнацио, узнав о случившемся, пришел в ярость: его экипаж, лошади — все пропало! Что сказал бы он, если бы знал, что и пистолеты его подверглись той же участи?
Между тем, подругам было не с кем посоветоваться, как быть. Признаться дону Игнацио? Положиться на его доброту? Луиза и Изабелла просидели долгое время, не зная, на что решиться. Спасти их мог лишь дон Игнацио. Он может сказать властям, что собирался в этот вечер с дочерью и графиней в дачное поместье. Таким образом, присутствие в экипаже оружия не возбудило бы ничьего подозрения. Что же касается теплых плащей, то и они могли пригодиться прохладным вечером в неблизкой дороге.
Кроме пилы, наличие которой было бы невозможно объяснить, подруг могли выдать чувства, питаемые ими к беглецам.
Несколько часов, проведенных вдвоем, немного успокоили девушек. Наконец, пришли первые вести. Хосе вернулся вместе с экипажем и лошадьми. Но это все! Не было ни оружия, ни пилы, ни плащей, ни беглецов!.. Это рассказала Пепита, прибежавшая сообщить новость своей госпоже. Девушки хотели немедленно видеть Хосе, но он в это время отвечал на вопросы дона Игнацио, который с разгневанным видом смотрел на изрезанную сбрую и загнанных лошадей.
Когда дона Игнацио вызвали во дворец, Хосе поспешил к молодым сеньоритам. Они сначала так закидали его вопросами, что он едва успевал отвечать, но мало-помалу они успокоились, хотя и продолжали прерывать его ежеминутно.
Он рассказал им все вплоть до того, что беглецы беспрепятственно достигли Педрегаля.
— Да будет благословенна Святая Дева! — восклицают радостно подруги. — Какое счастье! — прибавляет графиня. — Руперто Ривасу так же хорошо знакомы все тропинки в Педрегале, как аллеи в Аламеде.
