Клифтон Адамс - Красные рельсы
– А свою жену ты случайно убить не собираешься, Рэй?
Горящие лихорадкой глаза уставились на Конкэннона.
– Конечно, нет. Я надеялся, что она примет деньги и поймет, что однажды я вернусь и все устроится наилучшим образом.
– Ты по-прежнему любишь ее, – заключил Конкэннон. – А я уже начал в этом сомневаться.
Казалось, это предположение изумило Алларда.
– Я люблю Атену больше всего на свете… И так будет всегда.
– Когда я видел ее в последний раз, она принесла цветы на твою могилу. Глаза ее были красными и мокрыми от слез…
– Я не хочу говорить о ней сейчас.
Аллард закрыл глаза.
– Маркус, я был с тобой откровенен. И рассказал все, что мог…
– Почти все. Как насчет убитого сутенера? Это, конечно, мелочь, – горько сказал Конкэннон. – Но ты ведь знаешь: мы, полицейские, все не в меру любопытны.
– Что ж… Он стоял за дверью, пока ты говорил с Мэгги. Сутенеры считают, что мимо их ушей не должно проходить ничего. Он сказал, что железнодорожный детектив задавал Мэгги вопросы о Миллере… Я отправил Тюрка и Кроя к нему, но он оказался жадным и захотел часть добычи.
– Тогда вы убили и его.
– Если бы деньги пришлось делить со всеми желающими, мне не осталось бы ровным счетом ничего.
Конкэннон улыбнулся.
– А говоришь – не подходишь на роль преступника, Рэй!
– Нет, правда, – сказал Аллард. – Я хотел обойтись с этим типом по-хорошему. Но он не стал слушать. И Мэгги тоже.
– Да и я тоже… Интересно, почему твои ребята не убили меня, а только отдубасили?
Аллард непритворно удивился.
– Но ведь ты же мой друг, Маркус. Как я мог убить друга?
– Однако, ты убил Эйба Миллера.
– Я с ним не дружил. И потом – в той ситуации это было неизбежно…
С минуту он лежал неподвижно, тяжело дыша, похожий на дряхлого старика.
– Конечно, – продолжал он, – напрасно я позволил Тюрку и Крою избить тебя. Мне следовало знать, что это тебя не испугает. И я бы это понял, будь я здоров. Но эта чертова рана в животе помутила мой рассудок, и я совсем взбесился. Извини меня, Маркус.
– Ладно, – сухо сказал Конкэннон. – Может быть, мне нужно еще и поблагодарить тебя за то, что я жив до сих пор.
Аллард опять по-мальчишески улыбнулся.
– Видно, я и впрямь не создан для разбойной жизни, Маркус. Когда это дело завершится, все будет по-другому.
– Что же станет с твоей женой?
Аллард упрямо сжал зубы.
– Атена – сильная женщина. Она будет ждать меня.
– Она думает, что тебя уже нет.
– Разве что головой. Но не сердцем. Она знает, что я вернусь к ней, как только смогу.
– А пока что ты позволяешь ей проливать слезы над чужой могилой.
Аллард испустил тяжкий вздох.
– Давай не будем об этом. Дай мне слово, что ты прекратишь расследование и забудешь, что был со мной знаком.
– Больше ничего? – иронично сказал Конкэннон. – Это для меня равносильно потере работы. А работа у меня сейчас самая приличная из всех, что я когда-либо имел. Ты это знаешь?
– Знаю. Ну как, обещаешь?
На глазах у Конкэннона в тумане небытия стали медленно растворяться пять лет тяжелого труда, былая дружба и лицо женщины, чей образ неотступно преследовал его все эти дни.
– Обещаю.
– Постучи в дверь три раза, – сказал Аллард. Конкэннон повиновался. Дверь тут же открылась, и Боун вошел в дом.
– Все в порядке, – сказал Аллард. – Отдай ему револьвер.
– Ты с ума сошел! – сказал Боун.
– Отдай, отдай. Он дал мне слово, что бросит расследование.
Боун хмыкнул, выразив тем самым свое отношение к честному слову агентов железнодорожной компании, однако отдал Конкэннону его «тридцать восьмой». Тот спрятал его в карман.
– Маркус, – сказал Аллард, когда Конкэннон был уже на пороге. Казалось, Аллард не может собраться с мыслями; затем он облизнул пересохшие губы и спросил: – Ты хорошо успел узнать мою жену?
Вопрос удивил Конкэннона.
– Нет. Я видел ее всего три раза.
– Она – единственная женщина, которую я когда-либо любил.
Похоже, Алларду было больше нечего сказать. Он поднял бутылку и отпил виски, глядя в пустоту. Конкэннон вышел.
Спустя тридцать шесть часов после встречи с Аллардом Конкэннон услышал стук в дверь своего гостиничного номера. Так властно и бесцеремонно стучать мог только один человек.
Конкэннон открыл дверь.
– Входите, мистер Эверс, – сказал он. – Вы меня застали случайно.
Джон Эверс вошел в комнату, окутанный облаком дыма гаванской сигары и похожий на готовый сорваться с места паровоз. Он яростно потряс у лица Конкэннона желтой телеграммой.
– Что это за идиотская выходка? Когда я получил в Чикаго эту бумажку, то как раз беседовал с одним из наиболее влиятельных членов совета! Вы представляете, в какое положение вы меня ставите? Два дня и одну ночь я провел в поезде и надеюсь, что прибыл как раз вовремя, чтобы спасти вас от припадка безумия.
– Садись, мистер Эверс, – сказал Конкэннон. – Мне казалось, что в своей телеграмме я все как следует объяснил. Я подаю в отставку, вот и все.
– Не хочу я садиться! – взревел инспектор.
Он возмущенно посмотрел на конец своей сигары. В гневе он выкурил ее слишком быстро, и пятнистая обертка начала завиваться. Сделав над собой значительное усилие, Эверс взял себя в руки.
– Хорошо, Конкэннон. Расскажите мне все с самого начала.
– Рассказывать придется недолго. Меня избили ногами. По моей вине погибли два человека. Еще двоих убил я сам. Видимо, я становлюсь слишком старым для этой работы.
– Ничего подобного! – проворчал Эверс. – Единственная специальность, которой вы владеете – это розыск, и вы никогда не будете делать ничего другого. Что вы обнаружили в Дип-Форк?
Конкэннон подробно рассказал о своих злоключениях. Эверс задумчиво слушал, дуя на кончик своей сигары, которая все же погасла, несмотря на его старания. Тогда он положил ее на черный дубовый комод и забыл о ней навсегда.
– Иногда я думаю над тем, существовал ли в действительности этот Миллер, – медленно сказал он.
– Существовал. Это могут подтвердить многие женщины.
– Где же он в таком случае? Все это неприятное дело вертится вокруг него. Но от него нам не больше пользы, чем если бы он был уже мертв и похоронен.
«Мертв и похоронен!» Конкэннон печально улыбнулся.
– Найдите его, – недовольно сказал Эверс – Найдите и доведите дело до конца. Члены совета уже теряют терпение.
Конкэннон с сожалением покачал головой. Голос Эверса сразу сделался стальным:
– Если вы бросите это дело, я позабочусь о том, чтобы вы больше не получили ни одного задания на железной дороге и где-либо вообще.
– Очень жаль, но мне придется пойти на этот риск.
