Фрэнсис Гарт - Брет Гарт. Том 6
Казалось бы, откуда взяться такой напасти здесь, если учесть здоровый образ жизни — постоянное пребывание под открытым небом, физический труд, целительный горный воздух, простоту пищи и полное отсутствие каких бы то ни было изнуряющих развлечений, и, однако, факт остается фактом. Была ли тут виною нервная, впечатлительная натура, которая свела этих людей в лихорадочной погоне за золотом, или мясные консервы и полусырая пища, которую они наспех глотали, жалея время на то, чтобы как следует приготовить и прожевать ее, а быть может, они слишком часто заменяли еду виски и табаком, — странное физиологическое явление было налицо: все эти удалые искатели приключений, молодцы как на подбор, живя здоровой жизнью первобытных людей и проявляя все признаки свежести и силы, страдали желудком гораздо серьезнее, чем изнеженные городские жители. В поселке тратили на всякие «патентованные средства», «панацеи», микстуры, пилюли и таблетки едва ли не больше денег, чем на ту еду, вредное действие которой они были призваны устранять. Мученики желудка жадно набрасывались на всякие объявления и рекламы; каждый раз, когда появлялись какие-нибудь новые «специфические средства», их брали нарасхват, и на некоторое время все разговоры неминуемо сводились к обсуждению их достоинств. Детская вера во всякое новое лекарство занимала отнюдь не последнее место среди прочих трогательно-жалких черт этих взрослых, бородатых людей.
— Так вот, братишки, — молвил Сайрус Паркер, обведя взглядом своих товарищей по несчастью, — можете говорить что угодно об этих ваших патентованных снадобьях, я их все перепробовал, но вот только на днях напал на одну такую штуку, что уж теперь от нее не отступлюсь, будьте покойны!
Все глаза угрюмо обратились на говорившего, но никто не сказал ни слова.
— Да, и дошел я до этой самой штуки без всяких там объявлений и рекламы, а своей собственной головой. Просто поразмыслил как следует, — продолжал Паркер.
— Что ж это за штука, Сай? — спросил один из недужных, бесхитростный и неопытный юнец.
Вместо ответа Паркер, как опытный актер, знающий, что его внимательно слушают, бросил в публику риторический вопрос:
— Слыхали ль вы, чтобы у китайца было несварение желудка?
— Твоя правда, не слыхали! — хором отозвались все, явно пораженные этим фактом.
— Ну еще бы, — торжествующе подхватил Паркер. — Потому и не слыхали, что у китайцев этого просто не бывает. Так вот, братишки, мне и показалось, что дело тут нечисто. Что ж это такое, думаю, неужто эти желтолицые нехристи устроены лучше нашего брата и не принимают той муки, которая выпадает на нашу христианскую долю? А тут как-то раз после обеда лежу я это пластом на берегу, ерзаю пузом по траве да рву ее изо всех сил, чтоб только не завыть в голос и вдруг мимо меня проходит — как вы думаете, кто? — этот скаженный Ко Си, да еще ухмыляется во всю морду! «Меликанса, покушай и много-много моли бога, — лопочет. — Китайса нюхай тлут, китайса нисиво». Дескать, он, слизняк, понимает это так, будто я молюсь. Уж как мне хотелось встать да запустить в него камнем, братцы, только силушки моей не было. И вот тут-то меня и осенило.
— Ну-ну? — встрепенулись все.
— На другой день прихожу я к нему в прачечную, он там один. Мне уж совсем худо стало, и вот беру я его за косицу и говорю: коли ты не скажешь мне сейчас, в чем дело, я тебе эту самую косу в глотку затолкаю. Тут он берет кусок трута, зажигает и сует мне под нос. И, вот чтоб мне пусто было, братцы, не прошло и минуты, а мне уже лучше, а потом нюхнул еще раза два — и совсем отлегло.
— А очень крепко в нос шибануло, Сай? — опять спросил наивный юнец.
— Нет, — отвечал Паркер, — не то чтобы крепко, а дух какой-то томительный, пряный, как бывает в жаркую ночь. Только статочное ли дело — показаться на люди с куском зажженного трута в руках, точно собираешься пустить фейерверк в честь Дня независимости? Ну, я и попросил у него чего-нибудь в другом виде, чтобы с руки да прямо в рот, когда станет невмоготу. Ну и, дескать, я заплачу все равно как за настоящее лекарство. Вот он мне и дал.
Паркер сунул руку в карман и достал красный бумажный пакетик, в котором оказался какой-то розовый порошок. Среди сосредоточенного молчания пакетик пошел по рукам.
— Вкус и запах вроде как у имбиря, — сказал один.
— Имбирь и есть, — презрительно отозвался другой.
— Может, имбирь, а может, и не имбирь, — невозмутимо заметил Паркер. — Может, это просто моя фантазия. Но раз эта штука может внушить мне такую фантазию, от которой мне легче, меня это устраивает. Я купил себе этой фантазии, или этого имбиря, почти на два доллара, и теперь уже не отступлюсь. Вот так-то! — И он бережно спрятал пакетик в карман.
Тут посыпались колкости и насмешки. Уж если ему, Саю Паркеру, белому американцу, «ронять свое достоинство» и слушаться китайского знахаря, так лучше сразу накупить себе китайских идолов и расставить их вокруг своего дома. Если он настолько доверился этому Ко Си, не лучше ли ему и рыться вместе с ним в пустых отвалах, а тот бы и окуривал его тем часом? А может, он вовсе и не трут нюхал, а потягивал опиум из трубки? Пусть уж честно скажет об этом! Тем не менее всем очень хотелось взглянуть еще разок, что это там насыпано у него в пакетике, но Сай Паркер отказался снова показать порошок, сколько его ни просили и ни уговаривали.
Несколько дней спустя я столкнулся с одним из участников этого разговора, Эбом Уинфордом, в тот самый миг, когда он выходил из прачечной Ко Си. Он не захотел остановиться и поговорить со мной, пробормотал что-то насчет проклятой привычки Ко Си задерживать белье в стирке и поспешно ушел. На другой день я встретил там же еще одного старателя — теперь уже в самой прачечной; этот, напротив, долго болтал о каких-то пустяках, и я ушел, оставив его наедине с Ко Си. Потом мне случилось зайти к Джеку-Кочерге из Шасты. В его доме подозрительно попахивало ладаном, но он приписал этот запах чрезвычайно смолистым дровам, которыми топил печь. Я не пытался разгадать эти загадки и ни о чем не расспрашивал Ко Си, я уважал его умение хранить тайну и не хотел, чтобы он мне лгал. Довольно и того, что у него много клиентов и его дела явно идут в гору.
Примерно месяц спустя к нам в поселок приехал доктор Дюшен. Он накладывал шины одному больному и после операции зашел в салун «Пальметто». Это был старый военный врач, его любили и уважали во всей округе, хотя, пожалуй, и немного побаивались за грубоватую прямоту и солдатскую меткость его речи. Как только он с обычной своей сердечностью поздоровался со старателями и принял приглашение выпить с ними, Сай Паркер приступил к нему и с притворной небрежностью, которая, впрочем, плохо прикрывала какую-то несвойственную ему робость, начал такой разговор:
