Луис Ламур - Золотая ловушка
Он покатился к кустам, внезапно его охватила паника. Боясь, что на открытом месте его настигнет очередная пуля, стал отчаянно продираться в чащу, оставляя за собой кровавые следы и примятую землю.
Остановившись наконец, он с трудом сел и перезарядил свой шестизарядник. Вокруг стояла абсолютная тишина. Он знал, что Кэп Моффит жив и что один из них непременно погибнет в этом бою, а возможно, и оба. Зарядив револьвер, Джим осмотрел свои раны. Ему пробило верхнюю часть бедра, не задев, однако, кости, и из раны обильно текла кровь. Он перевязал ее носовым платком, разорвав его таким образом, чтобы закрыть оба отверстия, и занялся осмотром груди.
Опасался, что задет какой-нибудь важный орган, потому что, когда его ранило, почувствовал тошноту. Но ему повезло. Попав в ребро, пуля срикошетила, оставив большую открытую рану, не слишком, к счастью, глубокую. Он соединил края рваной плоти и крепко стянул их разорванной рубашкой.
Ни звука, ни шороха не раздалось в лесу. Его фляга привязана к седлу, и лошадь, если ее позвать, тут же прибежит. Вороной, верно, только того и ждет.
Бостуик проверил свой пояс. В патронташе оказалось около двадцати патронов. Все шесть пуль в его шестизаряднике тоже на месте. Ведь он собирался использовать свое оружие, а не просто носить его при себе. Если уж ему не победить в таком снаряжении, ему вообще никогда не победить.
В нем вспыхнул гнев, и, нисколько не думая о последствиях, он заорал:
— Я уничтожу тебя, Кэп! Ты больше никогда не будешь убивать людей!
— Ты меня сначала достань! — дразнил его Моффит. — Ты ведь весь в дырках, тебе и до утра не протянуть!
Джим Бостуик потер небритый подбородок. Повернулся, засунул револьвер за пояс. Руки у него сильные и неповрежденные, он может ползти или ковылять, хромая, если сумеет подняться на здоровую ногу.
Медленно, с большим трудом он потащился вдоль склона туда, где росли деревья и кустарник становился погуще. Пыль, смешанная с потом, полностью залепила его лицо. Крепко сжав челюсти, чтобы как-то совладать с мучительной болью, он добрался до кустов и остановился передохнуть. Лошадь — вот его главный козырь. Вороной никуда не уйдет, его всегда можно позвать. Если бы Моффит был на ногах, он мог бы добраться до коня, но вороной никогда не подпустит к себе незнакомого, тем более, если от него пахнет кровью.
Под прикрытием кустов Джим опустился на сосновую хвою и улегся, тяжело дыша. Он не имеет права потерять сознание, он должен все время быть начеку. Кэп Моффит сейчас думает не только о деньгах. Кэп должен убить Бостуика, чтобы самому остаться в живых.
На него снова накатила боль. Он крепко сжал зубы, стараясь преодолеть возникшую дурноту, с которой все труднее было бороться. Сейчас он встанет, сейчас отправится в путь…
Его лица коснулась прохлада — легкий живительный ветерок. Он поднял голову и осмотрелся. Вершины гор тонули в черных тучах. Собиралась гроза. Бостуик снова почувствовал на лице прохладу — ветерок с запахом дождя. Дождик сейчас никому не помешал бы. Травы просто истосковались по нему. Голова его упала на грудь.
Ему казалось, что прошло не больше минуты, но, когда он открыл глаза, оказалось, что уже темно. Шел дождь. Выходит, он потерял сознание.
Очнувшись, не увидел ничего, кроме густого мрака, все вокруг ревело и стонало от мощных порывов ветра и почти непрерывных раскатов грома. Ветер налетал на горы плотной стеной, пригибая к земле могучие деревья, словно плакучие ивы, обрушивая на скалы потоки воды. Жесткие струи хлестали по земле и по его промокшему насквозь, сжавшемуся в комок телу.
В какой-то миг за ветром, который выл и стонал в вершинах хребта, он расслышал другой звук, слабый, но достаточно отчетливый. Внезапная вспышка молнии осветила горы ярким, • ослепительным светом. На фоне этого света возник зловещий голубоватый язык пламени, и Бостуику показалось, что голова его раскалывается.
Огромная сосна, возле которой он лежал, словно взорвалась у него на глазах, вся масса вздымавшегося над ним дерева покачнулась и с оглушительным треском повалилась в сторону от него, оставив обнажившиеся светлые волокна древесины на верхушке пня на волю ветра и дождя. Молния полоснула по горе, и теперь земля и скалы пахли горелой хвоей.
И за всем этим ревом он снова распознал еле слышный звук — шепот. Сверкнула молния, и в ее свете он увидел Кэпа Моффита, который стоял над ним, приготовившись, с револьвером в руке. В тот самый момент, как Бостуик его разглядел, Моффит выстрелил!
Пуля просвистела мимо, и Джим, перекатившись на живот, лихорадочно схватился за оружие. Он стрелял почти наугад, выпустив три пули в том направлении, откуда раздался выстрел. Огромным усилием воли, ухватившись за пень сраженного молнией дерева, он поднялся, и, когда снова сверкнула молния, два человека выстрелили одновременно, как один. Бостуик оторвался от пня и бросился сквозь стену дождя туда, где видел Моффита. Они сшиблись. Джим яростно ударил дулом своего револьвера, промахнулся и упал лицом вперед. Мгновенно перевернувшись, он увидел над собой темную, нетвердо стоящую на ногах фигуру. Моффит выстрелил, вспышка сверкнула всего на расстоянии фута от лица Джима. В нос ему ударил противный запах горячего пороха, он вновь почувствовал удар поразившей его пули.
Темные груды облаков перекатывались над горной цепью, а между пиками, словно огненные дервиши, плясали молнии. Лес непременно загорелся бы, если бы не дождь, который обрушивал на деревья огромные массы воды.
Моффит выстрелил снова, но его качало, так же как окружавшие его кусты и деревья, так что он промахнулся. Бостуик перевернулся на живот. Он упорно боролся, мыча от ярости, от желания подняться на ноги и схватиться с Моффитом. Наконец, отчаянно взмахнув рукой, вцепился в лодыжку киллера. Дернул — Моффит упал, такой же израненный и окровавленный, как и он сам, и Бостуик пополз, стремясь добраться до его горла. Сверкнула очередная вспышка молнии, потом раздался выстрел Моффита.
Сознание возвращалось к нему, но медленно. Джим Бостуик лежал лицом вниз на камнях горного хребта, начисто выметенных и вымытых ветром и дождем. Вокруг, там, где совсем недавно бушевал ветер и неистовствовал дождь, царила мертвая тишина. В голове молотом стучала боль. Плечо и рука словно одеревенели, нога не слушалась, каждое движение причиняло мучительные страдания.
Дождь прекратился. Ветер стих. Раскаты грома в дальних одиноких ущельях на юге казались отсюда беспомощным щенячьим урчанием. Облака, гонимые ветром, метались, не находя покоя, соперничая со звездами за место на небе. А Джим Бостуик лежал совсем один, беспомощно раскинувшись на камнях этой горы; у него не осталось никаких сил — он ослаб от потери крови и переохлаждения, пролежав всю ночь под проливным дождем. А потом он протянул руку и нашел свой револьвер. Каким-то образом ощутил, что у него есть колени, подтянул их и приподнялся. Попробовал крутануть барабан револьвера, и это ему удалось.
