Макс Брэнд - Семь троп Питера Куинса
— Значит, поступим так, — хитро прищурился Питер Куинс. — Я останусь дома, а ты пойдешь драться вместо меня. И все будет в порядке! Когда явится Тигр, пошлю тебя ему навстречу.
— Я к вашим услугам, сеньор, — отводя глаза, выдавил из себя Хуан.
— Сперва к услугам Монтерея?
— Я же вам признался.
— Хуан, погляди мне прямо в глаза.
Пеон повиновался.
— А ну-ка, отвечай! Эта чертовщина с ножом прошлой ночью в номере бедного сеньора Эвери — твоих рук дело?
— Сеньор… нож… чертовщина! Ничего не понимаю!
— Ты искусный и ловкий лгунишка. Однако…
— Слово чести…
— И не имеешь никакого отношения к вырезанным в досках буквам?
— Никакого, сеньор. Какие буквы?
— Начинать следовало с вопроса. Однако у меня нет времени припереть к стенке такого скользкого мошенника, как ты. Короче, что нужно от меня Монтерею?
— Он всего лишь хотел вас видеть.
— Это делает мне честь. Имеешь представление зачем?
— Догадываюсь.
— Так что там у него?
— Я не осмеливаюсь говорить за него, сеньор.
Он вдруг собрался и помрачнел, так что Питер понял, что тянуть из него что-нибудь о хозяине бесполезно.
— Если я поеду к нему, какая гарантия, что со мной обойдутся по-честному?
— Подтверждением тому, сеньор, служат стертые буквы на подоконнике и на полу в коридоре.
— Значит, признаешься, что тебе это известно?
— Мне сказали.
— Тогда объясни мне, Хуан, почему столько людей здесь служит Монтерею?
— Потому что он добр.
— Ну?
— Он щедр и держит слово. Если я сегодня у него работаю, а завтра заболею, обо мне будут заботиться до конца жизни. Слуги для него как собственные дети. Он беспокоится о них, как о себе. Вот его слова. Когда один недобрый человек спросил его, зачем он тратит столько денег на работников, он ответил: «Они часть меня самого. Мои руки, мои ноги, мои уши и мои глаза. Те, кто готовит мне еду, обрабатывает мои поля, ухаживает за моим садом, строит мои дома, копает мои каналы, — все они часть меня». Вам понятно?
— Верится с трудом, — ответил Питер, — но думается, мысль неплохая.
— Это чистая правда.
— Сам-то ты как считаешь — отпустит меня сеньор Монтерей целым и невредимым, если я окажусь в его власти?
— Я не могу за него решать. Но на его месте я не тронул бы человека, который мне доверился.
— Но ты не сеньор Монтерей.
— Клянусь, что он во всех отношениях намного лучше меня.
Обезоруженный таким восхитительным простодушием, Питер рассмеялся.
— Хуан, — сказал он, — готовься проводить меня к его дому. Поеду к нему сразу после встречи с этим хвастуном Тигром.
— Сколько ждать?
— Пока не явится Тигр!
— Сеньор не передумает с ним встретиться?
— Не успокоюсь, пока не доберусь до него. И для начала остаюсь здесь ждать этого людоеда до полудня. Нет, лучше поеду в горы и буду ждать там.
— Ага, и там он набросится на вас, как орел на ягненка!
— Увидит, что я ему не по зубам. А потом, как он догадается, что я его жду, а, Хуан Гарьен?
— Такая весть дойдет до него очень быстро. У него повсюду глаза и уши. Может, мой брат тоже один из людей Тигра. Откуда мне знать? И выведывает секреты у матери! — Бедный Хуан испуганно воздел очи к небу.
— Как же ты набрался храбрости предстать перед ним? — с любопытством спросил Питер.
— Сеньор Монтерей хорошо платит!
Вот, оказывается, в чем секрет.
— Ладно, — кивнул Питер, — видишь вон тот холм с плоской вершиной?
— Прекрасно вижу.
— Я полдня буду ждать там Тигра.
— Сеньор! Не надо!
— Пусти эту новость, Хуан. Таково мое последнее слово.
Так прошел самый удивительный и в некотором отношении самый бездарный день в жизни Питера. Как обещал, в назначенный срок он поднялся на холм и стал ждать. Солнце стояло высоко. На соседних холмах и чуть дальше он видел фигурки людей, устраивавшихся ради такого зрелища на удобных позициях. День поворачивал к вечеру. Подложив под голову седло, он уснул. Когда проснулся, наступил вечер, солнце спустилось к горизонту. Питер выспался, наверстав упущенное прошлой ночью, но так и не увидел никаких следов Тигра. Встал, потянулся, огляделся вокруг. Расположившиеся в отдалении десятки мужчин, женщин и детей все еще молча зачарованно ждали.
Питер сел на коня и решил вернуться в гостиницу. Зеваки, перекрикиваясь между собой, помчались следом. На постоялом дворе он нашел бледного от страха и потрясения Хуана Гарьена.
— Где твой кровожадный орел… где Тигр, Хуан?
— Сеньор, не нахожу слов!
Глава 17
ПУМА И МЕДВЕДЬ
События того дня поразили не только обитателей городка. Спустя пять минут после того, как Питер выехал на встречу с бандитом, с противоположной окраины украдкой выскользнул гонец и, попетляв между холмами, ровной трусцой побежал на запад. Он направлялся к Тигру, но как он знал, где найти этого человека? Путь ему, вероятно, подсказывали два столбика дыма, два тонких столбика, таявших в синей дымке неба. Они поднимались далеко к северу от города, но гонец, ориентируясь на них, держал путь на запад. Два часа поработав ногами, не уступая доброй лошади, он приблизился к цели. Его, несомненно, заметили издали и позволили подойти, поскольку сразу признали в нем своего. Лавируя между скалами, посыльный выбрался в небольшую расщелину, где, прячась от солнца, сидело и лежало с полдюжины людей.
Подстегиваемый захватывающей новостью, он целых два часа без передышки бежал и карабкался по крутым склонам, но как только увидел тех, кому нес эту новость, перешел на шаг. Придав усталому лицу равнодушное выражение, выбрал себе местечко в тени большого валуна, уселся, скрестив ноги, и принялся скручивать сигарету.
Пока он крутил сигарету, раскуривал, все молчали. Никто не решился ни на секунду оторвать его от этого столь естественного после такой пробежки занятия. И только когда над головой взвилась тонкая струйка дыма, ему наконец подали флягу с водой. Благодарно сверкнув темными глазами, он поднял флягу, но сделал всего лишь несколько глотков. Долгий бег, пыль, жара, табачный дым вызывали такую жажду, что он запросто осушил бы две таких фляги, однако требовалось сохранять достоинство. Эти несколько глотков смочили глотку, облегчили дыхание, приглушили жажду.
К прибывшему подошел высокий стройный малый с гибкой изящной фигурой танцора, одетый в расшитую золотыми галунами куртку и украшенные серебристыми ракушками брюки. Это был не кто иной, как Гильермо Суаве, иначе Нежный Уильям, правая рука Тигра. Гильермо всячески старался показать мягкость в обращении, оставляя крайности на особый случай. В пылу боя он истерично вопил, пел, рыдал и дрался как безумный или пьяный, но обычно выглядел нежным и ласковым, словно девица. Его боялись даже больше, чем самого Тигра, потому что своей жестокостью он прославился во всех концах этого горного края.
