Макс Брэнд - Неуловимый бандит
Перекинутая через плечо седельная сумка теперь казалась неподъемной ношей, под тяжестью которой ломило спину и подкашивались ноги.
Однако на его счастье эти проблески сознания были очень коротки. И даже если в какой-то момент ему начинало казаться, что впереди его ждет верная погибель, он спешил поскорее отогнать от себя мрачные мысли и стиснув зубы упрямо шел дальше.
Что же касается холода, то он стал постоянным спутником Пенстивена. Ледяная стужа поселилась в нем самом, став частью дыхания и крови, беспокойно пульсировавшей в его жилах.
Затем он заметил, что окутывающий его со всех сторон клубящийся туман сгустился ещё больше и стал похож на взбитые сливки, а затем снова начал рассеиваться, становясь просто молочно-белым с редкими прожилками темноты. Пенстивен решил, что рассудок окончательно оставил его. Итак, ему суждено умереть, пребывая в идиотском блаженстве. Однако летящие облака все продолжали светлеть, пока, в конце концов, он окончательно не выбрался из них, оказываясь на склоне между теми самыми двумя вершинами, к которым, собственно, и держал путь.
И на этот раз интуиция не подвела его!
Теперь у него над головой в кристально-прозрачном небе ярко светила луна, а весь мир внизу исчез, потонув в бескрайнем море облаков, подобно волнам набегавших на горные склоны и разбивавшихся о серебрящиеся в темноте скованные льдом скалы.
Отсюда открывался великолепный обзор, но это только лишний раз заставляло поверить в реальность неминуемой гибели.
Буря утихла ещё раньше, но зато теперь все поднебесье оказалось во власти ветра. Рассыпанные по небу звезды дрожали под его порывами, а Пенстивен с каждым шагом ощущал на себе его нарастающую силу.
Ему вспомнились словами Эла Спикера. Если буря застигнет его высоко в горах, то он обречен. Что ж, так оно и вышло. Так что когда в конце концов августовское солнце достаточно согреет землю, чтобы эти вершины стали доступными для восхождения на них, то Эл Спикер сможет запросто подняться сюда, чтобы разыскать бренные останки гонца и истлевшую холщовую суму, набитую деньгами — целых сто восемьдесят тысяч долларов наличными!
Он решил спрятаться за скалой и переждать непогоду. Но стоило только ему остановиться, как его пронзило ледяным кинжалом холода; смертельная усталость всецело овладела рассудком, а заунывный вой ветра все больше походил на погребальную песнь по случаю его скорой кончины.
Пенстивен заставил себя встать и покинул убежище за скалой. Налетевший вихрь не дал ему удержаться на ногах, с размаху бросая на обледенелые камни, подобно тому, как великовозрастный детина легким толчком ладони сбивает с ног малыша. Острие какой-то ледышки шпорой впилось в бедро Пенстивену, и нестерпимая боль заставила его немедленно вскочить на ноги.
Поднявшись, он побрел дальше, то и дело поскальзываясь, спотыкаясь, падая и поднимаясь вновь. Усугублялось дело ещё и тем, что при этом ему нужно было беречь руки, которые он отчаянно кутал в края накинутого на плечи потник от седла.
Ветер продолжал набирать силу, начиная подхватывать снег, забившийся в канавки и трещины, протянувшиеся вдоль склонов гор. За короткое время сила его увеличилась настолько, что он срывал обледеневшую корку наста с сугробов и закружил по воздуху невесомые хлопья, словно некто неведомый разом вспорол сто миллионов пуховых перин и выбросил на ветер все их содержимое. А высоко в небе по-прежнему пронзительно одиноко светила луна, придавая снежной круговерти таинственное сияние. Волшебные огоньки вспыхивали в воздухе и тут же гасли. По льду у самых его ног скользили, извиваясь, причудливые тени.
Воздух высокогорья был настолько сухим, что в нем можно было наблюдать вспышки электрических разрядов. Это было поистине захватывающее зрелище, и, глядя на безбрежный океан облаков у себя под ногами, Пенстивен подумал о том, что именно так, наверное, и должен начинаться конец света.
Ослепительно белые, голубые и желтые огни вспыхивали на гребне частокола из скал, и подойдя поближе к перевалу, он увидел, как по хребту катится нечто похожее на огромный ярко-голубой шар.
В следующий момент Пенстивена ударило током. Конвульсивно дернувшись, он с размаху упал на колени, чувствуя, как немеют руки и ноги, а мышцы лица сводит судорогой.
В следующий момент все прошло, но он ещё долго стоял на четвереньках, задыхаясь и жадно хватая ртом воздух, и ощущая мерзкую слабость во всем теле.
Конечно, разумнее всего было бы бросить перекинутую через плечо переметную суму, развевающуюся на ветру подобно флагу и поминутно норовящую соскользнуть вниз, но задумываться о таких пустяках у него уже не было сил. Единственное, что он мог сделать, так это усилием воли заставить себя подняться и заковылять дальше.
Ему удалось пройти ещё около сотни шагов, когда его захлестнуло новой волной оцепенения, хотя и не столь сильной как прежде. И в какой-то момент ему показалось, что скалы вокруг охвачены ярким заревом.
Свет луны уже не казался таким ослепительным, как прежде, из чего Пенстивен сделал вывод, что и чувства его утратили привычную остроту, подобно тому, как ещё раньше утратили силу мускулы ног, отчего он теперь поминутно поскальзывался и спотыкался.
Луна же продолжала тускнеть, пока, наконец, от неё не осталось лишь нечто, напоминающее призрачное облачко.
И вот вершина высочайшего хребта осталась позади, вой ветра несколько поутих; появилась возможность вздохнуть полной грудью, не опасаясь заморозить легкие; он задержался здесь на мгновение и привалился к скале, стараясь отдышаться, словно ныряльщик, только что выбравшийся из воды на берег.
Оглядевшись по сторонам, с трудом разлепляя тяжелые веки, он вдруг понял, что меркнущий свет луны был одним из признаков наступающего утра. Небо на горизонте окрасилось золотисто-розовым пламенем зари; это был добрый знак. Так что, возможно, он не сгинет в снегах, а с честью выйдет из выпавшего на его долю великого испытания. Эта мысль придала ему уверенности, и собравшись с силами, Пенстивен шагнул вперед.
Он чувствовал себя вконец измотанным, и к тому же очень скоро оказалось, что солнце, на которое он так уповал, пробираясь на ощупь в темноте, стало для него скорее пыткой, чем союзником, так как отражающиеся от снега и льда солнечные лучи слепили его усталые глаза.
Однажды он оступившись, проехал примерно сотню ярдов по травянистому склону и уцелел лишь потому, что свалился в расщелину, на дне которой лежали высокие сугробы. Выбравшись из снежной пыли на свет Божий, он обнаружил, что находится совсем недалеко от верхней границы роста деревьев.
