Михаил Озеров - От Гринвича до экватора

Когда пошел пятый час допроса, экзаменуемый вдруг дернулся и начал сползать со стула. Он потерял сознание. Сольди отправили в больницу, откуда он уже не вышел.

— Брею ничего не сделали? — спросил я.

— Конечно, нет, он продолжает проводить тесты.

— Но Сольди был не простым рабочим, а менеджером.

— Тем более нужен «свой» человек, — ответил Джулиан. — У нас особенно тщательно подбирают людей именно на командные посты. Они попадают туда отнюдь не благодаря своей гениальности. Они проходят через многолетнюю систему аттестаций и промывания мозгов. Чересчур чувствительные не выдерживают, их отправляют в больницы с язвой желудка или психическим расстройством, как Сольди. Зато крепкие и выносливые поднимаются наверх. Такая система подбора кадров действует повсюду, вплоть до парламента. Но если тебя выдвинули, все равно будь начеку — могут в любой момент сбросить. Каждое высокопоставленное лицо похоже на забывшего урок школьника: и тот и другой дрожат от страха.

Страх. Он действительно переполняет даже людей, занимающих «верхние этажи». Попробуй кто-нибудь из них критически взглянуть вокруг, и ему не избежать неприятностей. В лучшем случае его «приструнят». А то и сместят с поста. Если же совсем разгневаются, привлекут ЦРУ, как было с Альдо Моро.

…Мы едем минут двадцать. До чего же непохож Милан на другие итальянские города! Он чище Рима, Болоньи и тем более южного Неаполя. Люди одеты с иголочки, двигаются не спеша, мало жестикулируют. Повсюду выгуливают холеных собак, главным образом овчарок, этого нет в других местах. И еда своеобразная: спагетти — редкость, миланцы предпочитают рис. Их фирменное блюдо так и называется «рис по-милански», оно желтого цвета, поскольку готовится с шафраном.

Минуем гостиницу «Милан», в которой умер Верди. Чуть подальше оперный театр «Ла Скала», возле него бронзовый Леонардо в окружении учеников и здание муниципалитета.

— Нам выходить, — голос Джулиана возвращает меня в сегодняшний день.

На табличке написано: «Агентство синьора Висконти».

Джулиан нажимает кнопку звонка. На пороге появляется миловидная женщина.

— Что вас интересует, синьоры?

— Мы хотим встретиться с синьором Висконти.

— К сожалению, синьор Висконти сейчас в Риме. Ему что-нибудь передать?

— К нему приходили два журналиста: один из Италии, а другой из России.

Эффект, на который рассчитывал мой коллега, получился, — женщина оторопела.

— Может быть, вы сами расскажете о вашем агентстве? — продолжал атаковать Джулиан. — Кого вы ищете?

— Тех, за кого платят наши клиенты, — последовал неуверенный ответ.

— Сколько же они платят?

— По-разному. Это секрет.

— Секрет? Я давно раскрыл его. Я написал статью о вашей конторе. Вы собираете информацию о рабочих. В первую очередь, подслушиваете их разговоры. Что ж, техника у вас на высоте. Хотя дорогая — на восемьдесят миллионов лир, но коли хозяева не скупятся… Здесь, в вашем здании, установлена аппаратура, которая контролирует телефонные разговоры во всем Милане.

Когда мы садимся в машину, я говорю:

— Ты сегодня очень агрессивен, так набросился на слабую женщину.

Но Джулиану не до шуток.

— Ничего себе слабая! Сколько людей оказались за бортом жизни из-за этого агентства! Взгляни.

Он протягивает мне лист бумаги. Сверху одно слово: «Анкета». Чуть пониже: «Вам следует ответить на все вопросы». Вопросов двадцать шесть: «Какая твоя любимая песня?», «Какое блюдо ты предпочитаешь?», «Кто сыграл особенно большую роль в твоей жизни?», «В какую страну ты хотел бы съездить?»…

— Вопросы вроде бы невинные, однако они привели к далеко идущим последствиям, — замечает Джулиан. — Чуть ли не каждый второй ответ показался хозяевам «Монтэдисона» подозрительным, и они уволили тысячи людей. Анкетирование проводило агентство синьора Висконти.

Страну охватило негодование. Итальянцы возмущались, что каждый из них находится «под колпаком».

На Апеннинах разрешены левые партии и организации, здесь около двух миллионов коммунистов, а семь с лишним миллионов человек объединены в Федерацию профсоюзов. Внушительные цифры? Несомненно. Потому с особым размахом поставлена система слежки. В учреждениях и на предприятиях заведены карточки на любого сотрудника, и даже на тех, кто пришел выяснить, нет ли вакантного места. Платные соглядатаи, частные детективы, агенты сыскных фирм ищут и ищут «крамолу». Они устанавливают скрытые фотокамеры, приобретают все более совершенные детекторы лжи, подслушивают телефонные разговоры.

Что считается особенно тяжким преступлением? Членство в компартии, поездка в социалистическую страну (даже туристом), чтение левых газет.

Еще одна крамола — участие в антивоенном движении.

— Хотите посмотреть, как живет обыкновенный австриец? Тогда милости прошу ко мне. Я зайду за вами, — рокотал в трубке веселый бас.

Ровно в пять Томас Шенфельд ждал меня у «Сейнт Джеймс» — гостиницы, где я остановился. Оказалось, что мы соседи, его дом тоже в южной части Вены. Отсюда минут двадцать ходьбы до Ринга — бульварного кольца, которое сооружено на месте старинного крепостного вала и опоясывает центр города.

Улица Шлофмюлльгассе — в наряде цветущих каштанов. Входим в дом, построенный лет сорок назад. Лифт не работает.

— Уже четверть века на ремонте, — с иронией сообщает Шенфельд.

Поднимаемся на пятый этаж. Дверь открывает худощавая, подвижная женщина. Мариа (Томас зовет ее Миа) проводит меня через небольшую, с добротной, но в то же время скромной мебелью комнату и приглашает к столу.

— Рекомендую пирожки. Их готовила мама Томаса, она прекрасная кулинарка, несмотря на свои девяносто два года, — хлопочет Мариа.

Если бы не немецкий язык, я бы, пожалуй, решил, что нахожусь дома — так широко, радушно не часто принимают гостей на Западе.

Впрочем, Шенфельдам известно русское хлебосольство, они бывали у нас и с удовольствием рассказывают о поездках в СССР.

Я немало слышал о Шенфельде, видном ученом, профессоре химии. Но у него есть еще одно призвание.

Когда в 30-е годы фашисты захватили в Австрии власть, отец Томаса выступил против них. Его арестовали. И на место отца встал пятнадцатилетний сын. Он и другие члены молодежной подпольной группы расклеивали листовки, организовывали диверсии.

Мариа не только внешне похожа на мужа, судьбы их тоже одна к одной. Ее родители были антифашистами и погибли в концентрационном лагере. В годы войны она также входила в подпольный отряд.