Жюль Верн - Двадцать тысяч лье под водой (без указания переводчика)

В таких условиях термометр держался вообще низко. Он упал даже до семидесяти трех с половиной градусов. Указания компаса не представляли никакой гарантии. Его стрелки давали все более противоречащие показания по мере приближения к антарктическому магнитному поясу, который не совпадает с Южным полюсом земного шара. И действительно, по Ганстену, этот полюс находится почти под 70° широты и 130° долготы, а по наблюдениям Дюпере, под 73°30′ широты и 135° долготы. Приходилось делать много наблюдений с различных мест и все-таки руководствоваться средней цифрой. Чтобы определить пройденный путь, часто принимали в расчет скорость хода судна, хотя способ был далеко не убедителен, так как приходилось идти по извилистым проходам, общее направление которых постоянно менялось.

Наконец 18 марта, несмотря на все усилия и приемы «Наутилуса», он застрял во льдах. И то, что его задержало, были не ледяные горы, не ледяные поля, а беспредельная, неподвижная преграда из сплотившихся в одно целое льдов.

— Сплошной лед! — воскликнул канадец.

Я сразу понял, что не только для канадца, но и для всех предшествовавших нам мореплавателей, как и теперь перед нами, это непреодолимая преграда.

В полдень солнце показалось на минуту. К этому времени капитан Немо сделал верное наблюдение, которое определило наше положение под 51°30′ долготы и 67°39′ южной широты. Это была уже весьма отдаленная точка в антарктических странах.

Мы уже более не видели ни моря, ни малейших признаков водной поверхности. Перед нами расстилалась обширная волнистая равнина, загроможденная обломками льда причудливых форм и разбросанных в беспорядке; она имела такой же вид, как поверхность реки перед ее вскрытием, но в гигантских размерах. Повсюду виднелись остроконечные вершины, тонкие обелиски, поднимавшиеся на высоту двухсот футов, обрисовывались крутые утесы, остроконечные и окутанные серыми тенями; блестели широкие зеркала, отражавшие лучи до половины потонувшего в тумане солнца. И над этой печальной природой царила тишина, лишь изредка прерываемая ударами крыльев глупышей и пингвинов. Все сковал холод, даже и «Наутилус», который должен был остановиться посреди ледяных полей.

— Господин профессор, — обратился ко мне в этот день Нед Ленд, — если ваш капитан вздумает идти дальше…

— Ну что же.

— Он будет молодчина.

— Почему, Нед?

— Потому что никто до сих пор не мог проникнуть в места, лежащие за сплошным льдом. Тысяча чертей! Он могуществен, наш капитан, но он не могущественнее природы, и там, где она положила предел, хочешь не хочешь, а надо остановиться.

— Вы правы, Нед Ленд, а между тем я бы хотел знать, что находится за сплошным льдом. Перед нами стена, и это больше всего меня раздражает.

— Господин прав, — заявил Консель, — стены выдуманы, чтобы только дразнить ученых. Нигде не должно быть стен.

— Хорошо! — ответил канадец. — Что находится за сплошным льдом — известно.

— Что же?

— Лед, лед и лед!

— Вы это считаете фактом, Нед, а я нет, — возразил я. — Вот почему я желал бы убедиться воочию.

— Отлично, господин профессор, — ответил канадец, — но вам все-таки надо отказаться от этой мысли. Вы дошли до сплошного льда, и этого достаточно, — далее не сделают шагу ни вы, ни капитан Немо, ни его «Наутилус». И хочет ли он или не хочет, но мы вернемся к северу, так сказать, в страну честных людей.

Я должен был согласиться, что Нед Ленд был прав и пока корабли не будут приспособлены к тому, чтобы плавать по ледяным полям, им придется останавливаться перед сплошным льдом.

Действительно, несмотря на свои усилия, несмотря на могущественные средства, пользуясь которыми можно разламывать и раздвигать лед, «Наутилус» обречен был на бездействие. Обычно тот, кто не может идти дальше вперед, возвращается назад. Но здесь вернуться было одинаково невозможно, как и идти вперед, так как проходы позади нас уже сомкнулись. Но помимо того, надвигалась другая опасность. Если бы «Наутилусу» пришлось простоять и недолгое время на месте, то, без сомнения, лед не замедлит его обложить. Это и случилось около двух часов вечера, и молодой лед образовался около него с удивительной быстротой. Я должен заявить, что поведение капитана Немо в таком случае было более чем неосторожно.

Я находился на палубе. Капитан Немо, который осматривал положение судна, обратился ко мне:

— Господин профессор, какого вы мнения о нашем положении?

— Я думаю, капитан, что мы заперты.

— Заперты! Что вы хотите этим сказать?

— Что мы не можем идти ни вперед, ни назад, ни в сторону. Это я и называю быть запертым, как это у нас понимают, на материках.

— Следовательно, господин Аронакс, вы полагаете, что «Наутилус» не в состоянии освободиться?

— Трудно, капитан, так как время года позднее и нельзя рассчитывать на вскрытие льда.

— А, господин профессор, — ответил капитан Немо иронично, — вы все тот же. Вы видите только преграды и препятствия! Я же смело могу вас заверить, что «Наутилус» не только освободится, но и пойдет еще дальше вперед.

— Еще дальше по направлению к югу? — воскликнул я, изумленно смотря на капитана.

— Да, милостивый государь, он пойдет к полюсу.

— К полюсу! — вскрикнул я, будучи не в состоянии удержаться от недоверчивого жеста.

— Да, — ответил холодно капитан, — к антарктическому полюсу, к той незнакомой нам точке, в которой пересекаются все меридианы земного шара. Вы знаете, что я делаю с «Наутилусом» все, что хочу.

Да, я это знал. Я знал также, что этот человек смел до безрассудности. Но достичь Южного полюса еще труднее, чем Северного, которого не могли до сих пор достичь самые смелые мореплаватели, это было предприятием, безусловно, бессмысленным и могло прийти в голову только сумасшедшему.

Я невольно спросил капитана Немо, не открыл ли он уже этот полюс, на который не ступала нога человека.

— Нет, милостивый государь, — ответил он, — и мы его откроем вместе. Там, где другие испытывали неудачу, я буду иметь успех. До сих пор я никогда так далеко не заходил в моря Южного полюса, но повторяю вам: «Наутилус» пойдет еще дальше.

— Я бы желал вам верить, капитан, — ответил я несколько иронично, — я вам верю! Идемте вперед! Нет никаких препятствий. Разобьем этот сплошной лед. Взорвем его, а если он будет сопротивляться, дадим крылья «Наутилусу», чтобы он мог пронестись над ним!

— Над ним, господин профессор? — спокойно спросил капитан Немо. — Нет, не над ним, а под ним.

— Под ним! — вскрикнул я.

Теперь я понял, каким путем желает капитан Немо привести свое намерение в исполнение. Да, я понял. Чудесные свойства «Наутилуса» должны были ему служить к достижению цели в этом сверхъестественном предприятии.