Джозайя Флинт - Хобо в России
У горюнов имеется еще одна любопытная черта, а именно клановость. Практически во всех губерниях российской империи бродяги строго организованы, точно тред-юнионы, и даже в Санкт-Петербурге, где полиция весьма сурова, у них устроена своеобразная artel. Вступить в одну из таких корпораций я не мог: пришлось бы безропотно подчиняться какому-нибудь атаману или громиле, а этого я делать не хотел. Потребовалось бы также овладеть различными диалектами, в то время как мой русский словарь был достаточно ограничен. Каждая артель говорит на особенном жаргоне и выучить его, пожалуй, не менее трудно, чем собственно русский. Коренным жителям страны мало что известно о подобных наречиях, и студентам, путешествовавшим со мной, было так же сложно понять речь бродяг, как и мне. По счастью, бродяги говорят также по-русски, и мы могли беседовать с ними на этом языке. Я расскажу здесь то, что узнал о различных артелях, но рассказ мой нельзя считать исчерпывающим. О многих я даже не слыхал, и понадобится целая книга, чтобы описать их все.
Одним из кланов, которые пользуются особенно дурной славой в Москве, являются «Gouslitzki» или «Староверы»; родом они из окрестностей Богородска[18]. Они смешиваются с обычным рабочим населением и на посторонний взгляд ничем не выделяются, однако промысел у них целиком и полностью криминальный. Они печатают фальшивые ассигнации, подделывают паспорта и свидетельства о крещении, попрошайничают, воруют, так что полиции приходится неустанно за ними присматривать. Для видимости они изготовляют разные побрякушки, цветные картинки и игрушки, но все это только предлог для того, чтобы получить разрешение стоять на тротуарах, изображая уличных торговцев и лоточников. В своих ночлежках — есть несколько ночлежек, населенных только ими — они живут под управлением начальника, которому обязаны подчиняться, а некоторая часть их дневного заработка откладывается в общую казну. Время от времени этот фонд делится поровну между всеми, но почти сразу же деньги возвращаются в казну как «возобновленный пай». Gouslitzki отличаются от большинства представителей своего сословия крайней бережливостью; как рассказывают, пьют они очень мало, а некоторые и вовсе воздерживаются от спиртного. Говорят они на двух языках: на русском и на жаргоне, который у них играет роль чуть ли не родного языка[19]. В Москве они обосновались давным-давно и городской полиции никак не удается их изгнать.
Деревенские жители у дома разбойника Чуркина в деревне Барская Богородского уезда. Брат разбойника стоит у колодца. Любительское фото нач. XX в.«Chouvaliki», еще одна известная шайка[21] — это в основном крестьяне, но они также происходят из Московской губернии и живут в окрестностях Верейска и Можайска. В Америке было бы чрезвычайно странно увидеть фермеров, которые отправляются попрошайничать и грабить, но в России так и происходит, и Chouvaliki именно таковы. В российской переписи они записаны крестьянами и в самом деле притворяются, что часть года работают, но от Москвы до Дона их знают как нищих. Они отправляются в путь дважды в год и предпочитают совершать набеги на Тамбовскую, Воронежскую и прочие губернии до самого Дона. Русские называют их грабителями и пересказывают ужасные истории о различных разбойных нападениях, но горюны считают Chouvaliki простыми попрошайками, и мне кажется, что они правы. Вернувшись из своих путешествий, которые длятся до нескольких недель, они могут во время оргии единым махом спустить все собранные деньги.
В Белоруссии и прежде всего в Витебской губернии, которая лежит севернее, бродяги организуют сообщества побирушек. Когда я странствовал по Витебской губернии, мне повсюду о них рассказывали; эти области порождают главную массу криминального населения Санкт-Петербурга. На богатой Украине попрошайки также пользуются дурной славой. В Харькове, к примеру, я попал в их логово, которое называется «Tchortoff Gniezda» или «Гнездо дьяволов». Они живут там в грязных маленьких хибарках и подземных пещерах; у этой общины имеется атаман и совместная казна. Утром они отправляются попрошайничать, а вечером возвращаются и устраивают дебоши, причем те, что оказались удачливей, приглашают на праздник своих rakli, или дружков[22]. Происходит тщательный раздел всей дневной добычи и каждый получает свою долю за вычетом той части, что отдается в общую казну.
В Казани, татарском городе на Волге, существует артель нищих, чья история восходит к временам взятия Казани Иваном IV; они известны по всей России как «Kazanskia Sieroty»[23]. Хоть они и мусульмане, но попрошайничают «Христа ради». Они выпрашивают подаяние даже у других нищих, если только те не состоят в их организации, и любого, кто не принадлежит к числу «Сирот», считают своей добычей. Их можно сравнить лишь с бродягами, которые побираются в Самарской и Саратовской губерниях, а также с теми, что населяют пятнадцать деревень в окрестностях Саранска и Инсарска в Пензенской губернии. Последние официально записаны крестьянами и разделены на организованные нищенские корпорации; они называют себя «Kalousni», что происходит от их жаргонного слова kalit[24], означающего «снимать урожай» или, в их понимании, «просить подаяние». В Москве, с другой стороны, общее диалектное обозначение для нищих — «Zvonary», происходит оно от zvonit, что также означает «просить милостыню».
Kalousni или «Жнецы» отправляются попрошайничать сразу после окончания жатвы. Все способные передвигаться, за исключением самых старых и молодых, уезжают в телегах «на работу», как это у них называется. Те, у кого нет слепых или увечных детей, нанимают их в соседних деревнях. Центром этого промысла является деревня Акшенас, куда крестьяне посылают на продажу своих калечных детей. В деревне Галицино, в Пензенской губернии[25], на триста дворов имеется пятьсот нищенствующих крестьян; в деревне Акшенас со ста двадцатью дворами лишь четверо жителей не принадлежат к «Жнецам», тогда как в Ермаково, еще одном местном селении, все обитатели поголовно отправляются kalit (попрошайничать). Возвращение этих ватаг домой отмечается пиршествами и оргиями. Главный их праздник устраивается в Михайлов день, 8 ноября, и в этот день они тратят все собранное до копейки. Следующая поездка совершается зимой, возвращаются они к Великому посту. В третий раз они возвращаются домой к Троицыному дню.