Луи Буссенар - Охотники за каучуком
Давайте вернемся к гвианским робинзонам и прибывшим с ними из Марони неграм бони.
Командиры небольшого экспедиционного корпуса, разбив лагерь неподалеку от приозерной деревни, времени даром не тратили.
Они вели непрестанное наблюдение, великолепно организовали разведывательную службу, днем и ночью совершали отважные ловкие вылазки. Благодаря этому удалось узнать все тонкости диспозиции[166] противника и все обычаи подонков, жителей этого оплота бандитизма.
Им стало известно, где находится хижина госпожи Робен и ее детей, сколько охранников вокруг, узнали также, что Диого покинул деревню и отбыл в неизвестном направлении.
Это событие пришлось Робену, его сыну и их доверенному Никола очень по душе, хотя они и не представляли, кого за это благодарить.
Диого, вместо того чтобы направиться на юг, к Тартаругалу, уплыл на запад. Почему?
Впрочем, это не так важно. Главное, завтра его не будет в деревне, когда ровно в полдень отряд атакует ее и освободит госпожу Робен.
Наконец этот долгожданный день настал. Что он принесет, победу или поражение? Заранее никто сказать не мог, но все бойцы трепетали от нетерпения и задора.
Ранним утром они строем подошли к деревне, соблюдая все возможные предосторожности. Укрывшись за естественными препятствиями, заняли заранее оговоренную позицию и стали ждать приказа, вслушиваясь в каждый звук и всматриваясь в каждое движение.
Робен-отец разбил свое маленькое войско на три группы по десять бойцов. Было решено, что одним отрядом командовать будет он, другим — его сын Анри, третьим — Никола.
Последние два должны будут атаковать деревню слева и справа, пробежать по улице, подавляя по ходу всякое сопротивление, и одновременно приблизиться к хижине пленников.
Робен же тем временем направится непосредственно к хижине и захватит ее, ошеломив охрану внезапностью и стремительностью нападения.
По всей вероятности, все будет уже кончено к тому времени, когда к хижине подойдут два других отряда…
И вот без двух минут полдень.
Тридцать солдат, приставив к ноге оружие, неподвижно ожидали сигнала.
Старый инженер знал каждого из них, в каждом был уверен. Он медленно обошел строй, вглядываясь в лица, и звучным, приятным, сердечным голосом произнес:
— Вперед, дети мои. Выполните свой долг.
В ответ ни крика, ни слова, ни вздоха.
Оба командира отдали приказ:
— Вперед!
И два отряда бросились молча, как стая хищников, через поле маниоки, тростника и маиса.
— Наша очередь, друзья мои! — снова заговорил Робен.
И с ловкостью юноши кинулся первым, с саблей в одной руке и пистолетом в другой.
Нападающие бежали перпендикулярно улице и выскочили прямо к линии хижин. Но деревенские дома не примыкают тесно один к другому, как в городе. Они стоят свободно в окружении небольших садиков, обнесенных легкой оградой или вовсе без ограды, затененные фруктовыми деревьями.
Вот уже показалось жилище пленников, крыша из банановых листьев и высокий бревенчатый палисад[167]. Настоящая крепость.
Пятнадцать стражников, вооруженных ружьями, растянулись под деревьями, всем своим видом выражая внимание.
Ни один не закрыл глаза. Приказ Диого непреложен.
Заметив белого, выпрыгнувшего из укрытия подобно тигру, и вооруженных до зубов негров, следовавших за ним, охранники повскакивали, схватились за ружья и приготовились отражать атаку, несмотря на полную неожиданность появления врага.
Негр, бывший у них, видимо, за старшего, что-то громко прокричал, призывая стражу к оружию, вскинул ружье и прицелился в Робена.
Раздался выстрел, но «белый тигр» метнулся в сторону и ушел от пули, пронзившей плечо одного из солдат.
Раненый вскрикнул от боли и ярости, и тут же раздался устрашающий воинственный клич его боевых товарищей.
Робен снова бросился вперед.
— Бросай оружие! — приказал он тому, кто стрелял, тоном, не терпящим возражений.
Тот схватил ружье за ствол, намереваясь использовать его как палицу.
Тогда старик со стремительностью и ловкостью, которой позавидовал бы и двадцатипятилетний мужчина, кинулся на бандита с поднятой саблей. Лезвие со свистом опустилось на череп врага и раскроило его до самого носа.
— Так тебе и надо, подонок!
Стражники, замешкавшись на минуту, опомнились и начали целиться в бони.
— Ложись! — закричал Робен, падая плашмя на землю.
Бони, как бывалые солдаты, исполнили команду мгновенно. Стражники растерялись. Не видя больше перед собой людей — только черную линию, не имевшую ни высоты, ни объема, — они завертелись, отыскивая цель.
— Готовься… Пли! — скомандовал вновь Робен.
Раздался залп из десяти ружей — раненый тоже не вышел из строя, — и на охранников градом посыпались пули. Каждый из бони целился в своего врага, а потому десять негодяев рухнули на землю, одни сраженные наповал, другие — слишком тяжело раненные, чтобы продолжать борьбу.
Четверо или пятеро уцелевших побросали оружие и с воплями ужаса кинулись наутек.
С разных концов деревни слышалась пальба. Робен различал выстрелы негров по громоподобному звуку — ружья не слишком совершенные, в каждом заряде не одна пригоршня пороха, — узнавал более резкий, звенящий треск скорострельных винтовок.
— Как будто и там все в порядке, — пробормотал он себе под нос. — Только бы ничего не случилось с пленниками.
И, посмотрев на ограду метрах в трех от себя, добавил:
— Чтоб пробить такую стену, пушка нужна. Если б кто-нибудь отпер нам изнутри!
Инженер тут же подозвал одного из солдат, самого сильного и самого высокого.
— Прислонись-ка к стене и держись крепче.
— Слушаюсь, господин.
Робен проворно забрался негру на плечи, схватился за частокол, подтянулся и крикнул сверху:
— Мери!.. Где вы, дитя мое?
Совсем рядом раздался вопль ужаса, потом возглас счастья.
— Боже мой! Это вы, отец… Мы спасены!
— Откройте дверь, дитя мое… Быстро… Время не терпит.
Молодая женщина, задыхаясь от волнения, хотела уже выйти за ограду к стоящей в отдалении хижине, как вдруг негритянки, казавшиеся до той поры доброжелательными или, по крайней мере, безразличными, превратились на глазах в разъяренных гарпий[168].
Видя, что пленница вот-вот ускользнет, они набросились на несчастную, схватили ее за руки, готовые расцарапать в кровь лицо своими ужасными когтями.
Робен не успел еще толком забраться на стену и не мог помешать отвратительным фуриям[169].
