Иржи Ганзелка - Через Кордильеры
Кальяо
Говорят, что лимские трамваи самые быстроходные во всей Южной Америке. Может быть, это и правда.
Сев в длинный белый вагон городской железной дороги, связывающей центр Лимы с расположенным неподалеку портом Кальяо, можно во время езды развлекаться, наблюдая, как современные автомобили отстают от трамвая, мчащегося вдоль незастроенных парцелл к Тихому океану со скоростью 70 километров. От Лимы почти до первого квартала Кальяо на протяжении 14 километров тянется среди парцелл бесконечный пояс фабрик. Здесь, в Кальяо, легкие вдыхают знакомый влажный воздух, наполненный вонью соленой рыбы, точно такой же, как в Касабланке, Порт-Саиде, Момбасе или Сантусе. Наверное, все порты мира дышат одинаково, живя потной спешкой грузчиков, металлическим лязгом кранов, дымом грузовых пароходов и пылью перевалок.
Но у Кальяо есть и свой, присущий только ему оттенок. И здесь бродят тени завоевателей, чей дух заколдован в массивных стенах звездообразной крепости Эль-Реаль-Фелипе. На бастионы крепости вице-короли возлагали все свои надежды, когда по устоям испанской власти, над Новым Светом загремели удары отчаянно смелых английских пиратов.
В 1823 году под крепостью Эль-Реаль-Фелипе лорд Кочрен предъявил генералу Сан-Мартену счет за то, что доставил его солдат к берегам Перу и в бою поддержал его пушками своих кораблей. Сан-Мартин не спешил с расплатой. Лорд Кочрен его не торопил. А тем временем жители Лимы рвались в порт, чтобы под покровительством генерала Сан-Мартина найти на кораблях Кочрена безопасное хранилище для своих денег. Они натащили сюда почти 600 тысяч песо серебром. Когда поток серебра стал иссякать, Кочрен выложил свой главный козырь: он повернулся спиной к революции, Сан-Мартину и лимским скопидомам, поднял якоря и без лишних разговоров поплыл к противоположному берегу Америки, в Бразилию. Там он надеялся еще на одну поживу: дело клонилось к последней на американском континенте буржуазной революции.
В феврале 1824 года в крепость Эль-Реаль-Фелипе было стянуто 2900 королевских солдат. Два года они противостояли натиску республиканских войск, борясь за короля, который не мог прислать им сто раз обещанную помощь, потому что даже у себя дома, в Испании, он был не в состоянии справиться с полками Бонапарта. Кальяо оказался последней королевской крепостью на американском континенте, сложившей оружие. В январе 1826 года из ее ворот вышли, едва держась на ногах, триста живых трупов.
Таким образом, в военных летописях крепости имена испанских начальников на протяжении веков сменялись именами английских пиратов и адмиралов. Английские фамилии встречаются там и по сей день, хотя они уже и не принадлежат англичанам. Их позиции и должности в крепости без единого выстрела, без помпы и шума, но с тем большей настойчивостью занимают представители флота Соединенных Штатов Америки. Их самой надежной защитной броней оказалась сеть долларовых займов.
Дело в том, что в настоящее время Кальяо — крупнейшая база подводных лодок Перу, а также единственный на протяжении 3 тысяч километров тихоокеанского побережья республики безопасный военно-морской порт. Технические советники, экономисты и дипломаты сумели открыть путь американскому флоту в Кальяо более решительно, чем это сделали бы пушки всех кораблей мира. И в длиннейшем списке военно-морских баз Соединенных Штатов прибавилась еще одна — очередная.
Иной край, иные нравы…
Она приехала в Перу так же, как и тысячи других переселенцев, которых в порту не встречают ни корреспонденты с блокнотами, ни фоторепортеры. Она приехала в туристском классе заокеанского парохода с несколькими тряпками в картонном чемодане и мужем, который, как и она, бежал из Европы от кризиса.
При этом не так уж важно, что она приехала из Чехословакии. Ведь в тридцатые годы в Америку за куском хлеба тянулись безработные со всей Европы.
Тем не менее на следующий день после прибытия парохода слово «Чехословакия» появилось на первых страницах вечерних лимских газет. Чешка стала сенсацией дня. Жители Лимы толпились перед отелем, в котором она поселилась вместе с мужем, о ней говорило перуанское радио, а возбуждение, вызванное ею, нашло отклик даже в нью-йоркских вечерних выпусках.
Почему?
Всю эту панику вызвал зонтик. Совершенно обычный старомодный зонтик. Из-за этого зонтика в Лиме все перевернулось вверх дном, как если бы на Вацлавской площади появились конные дроги смиховского пивоваренного завода, запряженные парой кенгуру. Для перуанца чехословацкий зонтик оказался таким же сенсационным зрелищем, потому что это, вероятно, был первый зонтик, появившийся в столице.
Дело в том, что Лима — город, в котором никогда не бывает дождя. Поэтому понятие «придорожная канава для стока дождевой воды» здесь совершенно неизвестно. Крыши предохраняют лимские дома главным образом от солнца; непромокаемый плащ в платяных шкафах жителей Лимы показался бы белой вороной.
Статистический ежегодник республики Перу сообщает, что в Лиме за год выпадает в среднем 37 миллиметров влаги. «Но это же все-таки вода», — говоришь себе, засомневавшись. «Только это не дождь, приятель, у нас это называется «гарруа», — выводит нас из заблуждения лимский старожил. Гарруа — это мелкая изморось, от которой мостовая и стены домов слегка покрываются слизью. Мелкие капельки садятся на лицо и на волосы, от них становится влажной одежда, но по мостовой не протечет ни струйки воды.
Лишь иногда, один раз за много лет, на Лиму обрушивается настоящий дождь. После этого у всех в городе голова идет кругом, В апреле 1949 года дождь шел в Лиме целый час. По этому случаю поднялась паника, с фасадов домов валилась штукатурка, подвальные помещения превратились в бассейны, крыши проваливались, а домики, сложенные из необожженного кирпича, превратились в груды грязи.
Радовались лишь мастерские по чистке одежды да каменщики…
Лето по заказу
Лима любит хвастаться еще одной климатической особенностью.
Во всем мире погода подчиняется более или менее точной закономерности. Если у нас осенью упадет с деревьев последний лист, то ни за что на свете, никаким чудом на покрытых туманами болотах вам не удастся отыскать цветущей ромашки. В противовес этому в Лиме существует давнее право климатической экстерриториальности.
Любой путеводитель стареет быстрее какой угодно книги, и через десять лет после выхода он уже представляет собою скорее хронику, чем современный справочник. Но неизменно верным в нем всегда остается один раздел — о климате. Этот раздел верен даже в тех справочниках, на которых типографская краска высохла еще сто лет назад. В тропиках, где понятие «лето» в большинстве случаев связывается с сухим временем года, а зима с периодом дождей, может случиться, что дожди не очень-то подчинятся предписаниям астрономов и метеорологов. Иногда они принесут тропическую зиму несколько раньше, иногда нарушат расписание и опоздают. Но все равно они придут — к радости миллионов рыбаков и крестьян и к огорчению всех автомобилистов, кинематографистов и туристов.
