Луи Буссенар - Похитители бриллиантов

— Не люблю я эти игрушки! Их почти не чувствуешь в руке. Хорошо стрелять из них невозможно. Кроме того, не люблю я эти пули — они не толще мундштука. Глубоко они не входят. Они расплющиваются, как монета, а выбить человека из строя они не могут… То ли дело доброе ружье и пульки восьмого калибра, да еще если к ним подбавлено немножко олова… Вот когда можно поработать! Но ведь у меня выбора нет, ничего не поделаешь… Сегодня ночью мне мое верное ружье служить не может. А эти бараньи ножки — это, как-никак, двенадцать выстрелов… Ладно, довольно болтать. Вот и солнце заходит. Приготовимся…

Он закрыл заднюю дверь фургона на засов и через деревянную перегородку обратился к обеим женщинам:

— Если вы услышите кое-какой шум, не пугайтесь. Я попытаюсь сделать все, чтобы вырваться отсюда.

Никакого ответа.

— Вы меня слышите, сударыня? Не бойтесь: вам ничто не грозит.

Обе пленницы хранили презрительное молчание.

— Ладно, ладно! — проворчал Клаас и ушел. — Потом посчитаемся. Клянусь, Корнелис и Питер были правы! Черт меня побери, если я не заставлю себя слушать! Надо было опрокинуть фургон в речку и подмочить бочонок с порохом, хотя бы даже погибли эти две тигрицы.

Ночь наступила сразу, без сумерек. Она, как черное покрывало, свалилась на реку, на долину, на лес. Клаас снял с себя кожаную куртку, шерстяную рубашку, разулся. На нем остались одни только узкие рейтузы. Тогда он вскрыл бурдюк, набрал полные пригоршни жира и обильно смазал себе лицо, туловище, руки и ноги и даже единственное свое одеяние.

— Вот так! — сказал он. — Хорошо! Теперь, если я даже попаду в засаду, черта с два им удастся схватить меня. Я выскользну у них из рук, как угорь, и никакая сила меня не удержит.

Он заткнул оба револьвера себе за пояс и прихватил кривой нож, похожий на мексиканский мачете. Затем с легкостью, какой нельзя было и ожидать от такого увальня, он перескочил через забор и исчез, оставив фургон на милость божью.

По мере того как он приближался к месту расположения врагов, которые при фантастическом свете костров готовили себе ужин, шаг его замедлялся. Клаас взял свой нож в зубы, растянулся на траве и пополз с гибкостью кота, не дыша и производя не больше шума, чем змея, устремляющаяся в засаду. Он прокладывал себе дорогу руками среди сухой травы так, что не слышно было, как ломался сухой стебелек; он скользил по тропинкам, которые протоптали дикие звери, использовал всю свою ловкость сына природы и наконец добрался-таки до своих врагов. Одни лежали, другие сидели во круг костра и жарили мясо, покуривая отвратительный табак, который здесь на вес золота.

Разговор шел оживленный, и говорили, разумеется, о создавшемся положении и о событиях, которых можно было ожидать назавтра.

— Нет, вы только подумайте, — сказал один, — этот чурбан хотел бы забрать себе весь клад!..

— Клад? А вы уверены, что он действительно существует, этот клад? — спросил какой-то скептик.

— Да вы с ума сошли! — загремел хор оптимистов. — Все только об этом кладе и говорят! Такое богатство! Можно было бы купить всю колонию!..

— А женщины?.. Там есть женщины, в фургоне. Когда повесим бура, мы женщин разыграем. На ножах.

— Я предпочитаю добрую пригоршню алмазов…

— А кто сказал, что эта скотина развозит настоящих женщин? Вероятно, это какие-нибудь голландские судомойки…

— Еще чего!.. Это чистокровные англичанки, друг мой. Настоящие леди. Вы видели, как он оберегал фургон, когда мы гонялись за Смитом?

— Это верно.

— Вы их не видали?

— Нет, но мне говорили Корнелис и Питер.

— Это его братья?

— Братья. Но они страшно злы на него.

— Ничего себе семейка! Братья, а готовы убить один Другого!

— А вам-то что? Поделим их наследство!

— Смотрите на них! Вот они о чем-то горячо беседуют с миссионером, который свалился к нам на прииск несколько дней назад. По-моему, зловещая птичка.

Клаас, который невозмутимо слушал весь этот разговор, не оставлявший никаких иллюзий насчет намерений его врагов, повернул голову и действительно увидел его преподобие в обществе Корнелиса и Питера.

Вот они медленно отошли в сторону и остановились в самом конце освещенной кострами поляны. Клаас не потерял ни одного мгновения. Тем, кто только что выкладывал свои планы, он предоставил тешиться надеждой, хотя и придерживался особых взглядов на ее осуществимость, а сам пробрался к тому месту, где совещались три мерзавца.

Он не слышал первой части беседы, но вторая оказалась в высшей степени интересной.

— Что касается Клааса, — сказал его преподобие своим трескучим голосом, напоминающим завывание шакала, — то от него нам надо избавиться.

— Нет! — грубо возразил Корнелис. — Я не хочу, чтобы его убили. Он старшин в семье, он всегда был нам хорошим товарищем, и его смерть…

— Да бросьте! — перебил его Питер. — Вы тоже начинаете заводить себе предрассудки, Корнелис. А я такой человек: если мне мешают, я не смотрю, родственник это или чужой человек. Бац! — и готово, его нет! По-моему, лучшего и придумать нельзя.

— Но Клаас вам не мешает.

— Он захочет четвертую часть клада. А я считаю, что лучше делить на три части, чем на четыре.

— Питер, вы сошли с ума! Вы говорите о трех частях… А вся эта орава, которая нас сопровождает?..

Его преподобие рассмеялся:

— Честное слово, я еще не видал такого дурака, как этот Корнелис!

— Послушайте, старый английский каналья, вам хочется, чтобы я сделал из вас котлету?

— Ну-ка, попробуйте, идиот! Скотина! Я вас не боюсь! Попробуйте-ка поднять на меня руку!

— А кто мне помешает?

— Вот это!

И лжемиссионер извлек из внутреннего кармана своего сюртука измятую грязную тряпку, отдаленно напоминавшую платок.

— Вы смеетесь?! — обиделся Корнелис.

— Вообще говоря, да. Но в данный момент я вполне серьезен, как человек, знающий местонахождение клада, который одинаково сводит с ума таких дикарей, как вы, и даже людей цивилизованных вроде меня.

— Неужели эта тряпка…

— Эта тряпка — карта местности, где закопаны сокровища кафрских королей.

Клааса, притаившегося за деревьями, подбросило, точно он получил заряд дроби в бок.

— Карта?.. Вы имеете карту? — задыхаясь, спросил Корнелис.

— Тише, животное! Вы хотите, чтобы нас услышали? Я не имею в виду делиться с ними…

— Но позвольте-ка, вы надеетесь при помощи этой тряпки найти…

— Я не надеюсь — я уверен.

— Тогда я, конечно, понимаю, что вам не хочется делиться с Клаасом и другими…

— Но как же вы ее раздобыли, эту тряпку?