Завещание чудака - Верн Жюль Габриэль
Это путешествие не грозило быть ни утомительным, ни долгим. Эти штаты смежные. От Мамонтовых пещер до Сент-Луиса — около двухсот пятидесяти миль, от восьми до десяти часов по железной дороге, не больше. Но какое разочарование, какая неудача!
— Несчастье!.. — вскричала Джовита Фолей. — Лучше было бы, если бы нас отослали, как командора Уррикана, на окраину Флориды или, как Гарри Кембэла, в самую глубь Вашингтона!.. Нам тогда не надо было бы прерывать своего участия в этой отвратительной партии!
— Да… отвратительной… вот самое подходящее слово, моя бедная Джовита, — ответила Лисси Вэг. — И как могла ты захотеть в ней участвовать?
Молодая особа была в полном отчаянии и ничего не ответила. Да и что она могла ответить? Если бы даже она и решила продолжать партию и поехала бы в Миссури ждать, что какой-нибудь партнер при новом метании костей — несчастном для него, но счастливом для нее — явится туда сменить Лисси Вэг и занять ее место, она все равно могла бы это сделать только при условии, если бы уплатила тройной штраф — три тысячи долларов. А разве они у нее были? Нет! А могла ли она их откуда-нибудь достать? Это абсолютно исключено. Действительно, только те из держателей пари, которые поставили крупные суммы на Лисси Взг, смогли бы еще, может быть, предложить ей эти деньги, но и то в том случае, если бы шансы желтого флага не были так серьезно скомпрометированы. Когда Годж Уррикан получил Долину Смерти, он отделался тем, что начал партию сызнова. Равным образом Герман Тит-бюри в назначенный день уйдет из Эксельсиор-Отеля, штат Луизиана, и будет продолжать матч. Ни тот, ни другой не были исключены из партии на неопределенное время, тогда как бедная Лисси Вэг…
— Несчастье! Несчастье! — повторяла Джовита Фолей, произнося одно лишь это слово.
— Ну что же? Что мы теперь предпримем? — спросила ее подруга.
— Подождем, моя милочка.
— Подождем… Но чего?
— Не знаю!.. Во всяком случае, у нас еще целых пятнадцать дней впереди, чтобы во-время попасть в «тюрьму».
— Но не для того, чтобы уплатить штраф, Джовита, и это-то именно меня больше всего и смущает.
— Да, Лисси… да… Во всяком случае, подождем.
— Здесь?
— Нет, разумеется!
Это «нет», вырвавшееся из самой глубины души Джовиты Фолей, было ответом на перемену, которая замечалась за последнее время в отношении обитателей Мамонт-Отеля к пятой партнерше.
Действительно, Лисси Вэг чувствовала себя всеми покинутой с того дня, когда было произведено это последнее, такое неудачное для нее метание костей. Вчера еще общая любимица, она уже не была ею на следующий день. Держатели пари, любители всяких «бумов», ставящие на нее значительные суммы, охотно осыпали бы ее проклятиями. Несчастной грозила «тюрьма», а партия, без сомнения, окончится раньше, чем ее оттуда освободят! Вот почему, едва только об этом стало известно, все от нее отвернулись. Джовита Фолей это прекрасно видела, возмущаясь проявлением такой «гуманности».
Большинство туристов покинуло отель в тот же день, вслед за ними уехал и губернатор штата Иллинойс. По всей вероятности, Джон Гамильтон сожалел в эту минуту о внимании, которое он оказывал обеим подругам. А из этого следовало, что как «полковнику Вэг», так и «подполковнику Фолей» предстояло с этих пор играть только очень жалкую роль среди иллинойской милиции.
В тот же день после полудня они распростились с Мамонт-Отелем и сели в поезд, который шел в Луисвилл, с тем чтобы там дожидаться… чего?
— Милая моя Джовита, — сказала Лисси Вэг в ту минуту, когда они выходили из вагона, — знаешь ли ты, что нам надо было бы сделать?
— Нет, Лисси, моя голова больше уж не работает, я совсем сбита с толку!..
— По-моему, нам нужно было бы продолжать это путешествие вплоть до самого Чикаго, спокойно вернуться к себе и снова взяться за наши прежние обязанности в магазинах Маршалла Фильда… Скажи, разве это не было бы благоразумнее?
— Это было бы очень благоразумно, моя дорогая, очень! Но… я ничего не могу с собой поделать. Я предпочитала бы оглохнуть, чем слышать этот голос благоразумия!
— Но это же безумие!
— Пускай. Я сошла с ума еще в тот день, когда началась эта партия, и такой я желаю оставаться до конца…
— Полно, полно!.. Для нас эта партия уже окончена, Джовита, безусловно окончена!
— Ничего не известно, и я отдала бы десять лет своей жизни, чтобы постареть на один месяц!
Она так щедро и часто их раздавала, эти «десять лет своей жизни», что в общем, если бы их сосчитать, они составили бы целых сто тридцать лет, пожертвованных зря.
Но неужели же Джовита Фолей все еще хранила в душе какую-то надежду? Как бы то ни было, ей удалось убедить Лисси Вэг, имевшую слабость ее послушаться, не бросать партии. Подруги провели, таким образом, несколько дней в Луисвилле. Ведь у них было еще много времени от 6-го числа до 20-го, для того чтобы доехать до Миссури.
Подруги остановились в одном из скромных отелей города и переживали там свое горе; во всяком случае, это можно было сказать о Джовите Фолей; ее подруга, никогда не верившая в свой окончательный успех, отнеслась к постигшей их неудача гораздо спокойнее.
Так прошли 7, 8 и 9 июня. Положение нисколько не изменилось, и в конце концов Лисси удалось убедить Джовиту Фолей вернуться в Чикаго.
К тому же все газеты, даже Чикаго Геральд, котрый обыкновенно поддерживал пятую партнершу, теперь не желали больше ее знать. Читая их, Джовита Фолей приходила в бешенство и спешила их разорвать дрожащими руками. Лисси Вэг потеряла всякое значение в агенствах, где ставки на нее упали до нуля. Утром 8 июня подруги узнали, что командор Уррикан получил девять очков, из шести и трех, что переносило его сразу в Висконсин, в двадцать шестую клетку.
— Вот он и вознагражден! — воскликнула несчастная Джовита Фолей.
А когда 10-го числа телеграф оповестил всех о том, что «Человек в маске» десятью очками был послан в штат Миннесота, в пятьдесят первую клетку, то она вскричала:
— Теперь нельзя уже сомневаться, что именно он наследует миллионы этого Гиппербона!
Мы видим, что покойный чудак сильно упал в глазах молодой девушки с тех пор, как игральные кости решили заключить ее дорогую Лисси Вэг в «тюрьму».
В конце концов было решено, что в этот самый вечер подруги сядут в поезд железной дороги и отправятся в Чикаго. Хотя газеты Луисвилла не преминули, конечно, сообщить, в каком отеле остановились Лисси Вэг и Джовита Фолей, но излишне говорить, что ни один репортер не явился к ним с визитом, и если это доставило одной из них удовольствие, то другая была очень рассержена.
— Точно нас больше и на свете уж нет! — говорила она. Но в книге судеб было написано, что они еще не вернутся так скоро в Чикаго. Совершенно непредвиденное обстоятельство позволило им надеяться возвратить хоть некоторую долю потерянного шанса на успех, приняв снова участие в матче; из-за невозможности уплатить требуемый с них штраф им пришлось бы совсем его оставить.
Около трех часов пополудни местный почтальон вошел в отель и поднялся в комнату, занятую двумя подругами. Как только дверь ему открыли:
— Мисс Лисси Вэг? — спросил он.
— Это я, — ответила молодая девушка.
— У меня есть для вас заказное письмо, и если вы вот здесь сейчас распишетесь…
— Дайте, — ответила за Лисси Вэг Джовита Фолей, сердце которой билось так, что она задыхалась.
Когда все было оформлено, почтальон ушел.
— Что такое в этом письме? — спросила Лисси Вэг.
— Деньги, Лисси!
— Но кто же может нам их послать?
— Кто? — повторила Джовита Фолей.
Она быстро распечатала конверт и вытащила из него письмо, в котором находилась сложенная бумажка. В письме было только несколько строчек:
«Прилагаю чек на три тысячи долларов, которые уплатит банк Луисвилла и которые Лисси Вэг не откажется принять, для того чтобы оплатить свой штраф по просьбе Гемфри Уэлдона».
Радость Джовиты Фолей проявилась подобно сверкающей и шумной фейерверочной ракете. Она прыгала, смеялась до слез и, раздувая свою юбку, вертелась по комнате, не переставая повторять:
