Тамалин Даллал - Глазами любопытной кошки
Она рассказала об одном человеке, который отправился искать свою деревню. От нее ничего не осталось, кроме лимонного дерева. Он сорвал три лимона, высушил их и оставил на память о доме. Его сыновья до сих пор мечтают вернуться в то место.
В Иордании прошли две волны палестинской эмиграции: одна в 1948 году и вторая после арабо-израильской войны 1967 года. Около шестидесяти пяти процентов населения Аммана – палестинцы, среди которых есть люди из разных слоев общества, от богатых торговцев до бедняков из низшего класса, зарабатывающих на пропитание ручным трудом.
Мне не хотелось уезжать из Иордании, не побывав в палестинском лагере беженцев. В начале своего визита я познакомилась с фармацевтом, который работал в ООН в одном из таких лагерей. Сулеман вырос в лагере беженцев, а впоследствии получил грант на образование. Он сказал, что без специального разрешения меня не пустят. Я общалась с ним лишь для того, чтобы выяснить, как попасть в лагерь. Он же хотел узнать о возможности эмигрировать в Америку, поэтому наша дружба с самого начала не задалась.
Чуть позже Анжелика рассказала мне о знаменитой гадалке, которая предсказывала судьбу по кофейной гуще, она жила в Аль-Бакаа, старейшем лагере беженцев в Иордании. Она связалась с Абдусаламом, который знал французский, арабский и английский, и позвала его сопровождать нас. Анжелика не знала адреса гадалки, а телефон, который та ей дала, был отключен. Мы искали вслепую, начав с визита к палестинцу Али; его усыновила семья из Германии. Мы ели фрукты у него дома, Анжелика говорила с ним по-немецки. Здоровяк Али двадцать восемь лет прожил в Германии, после чего вернулся на Ближний Восток.
– Я никогда не чувствовал, что Европа – мой дом. Я был там чужим.
Теперь он работал гидом и жил в лагере беженцев со своей женой и сыном. Их жилище походило на симпатичную квартирку представителей среднего класса. Его жена, учительница в местной школе, носила консервативные бежево-коричневые брюки, пиджак и платок на голове. Они заявили, что не одобряют гадалок, да и Абдусалам не верил в предсказания, но одна из дочек Али подсказала нам, как ее найти.
Девочка отвела нас в лавку рядом со школой, где толпы учеников закупались сладостями и чипсами. Владельцы – милая, дружелюбная пожилая пара – были похожи на африканцев, но оказались палестинцами. Они отправили с нами маленького мальчика, чтобы тот показал дом гадалки.
Мальчик поспрашивал у людей в округе, а потом повернулся к нам и сказал:
– Иногда гадалки занимаются магией и делают наговоры, чтобы снять наложенное проклятье. У этой возникли проблемы с полицией, и ей запрещено заниматься предсказаниями.
Мы постучали в дверь ее дома. Оказалось, гадалка уехала в гости к брату на два месяца. Неудивительно, что ее телефон не работал. Маленькая девочка отправила нас к другой гадалке, тогда новый мальчик сел в нашу машину, чтобы показать дорогу.
Тучная дама в белом платье, завернутая в белые шали, пригласила нас в свое простое жилище с бетонным полом. В темной комнате без окон и с матрасами на полу лежала пациентка. На ее животе стояли какие-то баночки и свечи. Женщина в белом убрала их и переставила больной на поясницу. У пациентки было пять дочерей, и такая процедура предназначалась для того, чтобы помочь ей выносить сына.
Для гадания не понадобились даже кофейные чашки. Нас просто попросили назвать свои имена и имена матерей. Затем гадалка помолилась, время от времени встряхивая руками. Внезапно она заговорила. Кое-что из сказанного попало в точку, однако она так мало знала о мире, в котором мы жили, что она с трудом понимала, какая информация нам нужна. Но в любом случае все ее предсказания были хороши: счастье, много денег, успех в делах и красивый, высокий, худощавый и смуглый мужчина для меня.
В Аль-Бакаа жили около ста тысяч человек. Лагерь был построен в 1950 году. Несмотря на грузовики с эмблемой ООН, лагерь напоминал оживленный, хоть и бедный, городской квартал. Когда мы подъезжали к выходу, я украдкой сделала пару кадров из окна автомобиля.
– Спрячь камеру, – сказала Анжелика. – Без специального разрешения съемка на территории лагеря запрещена.
ЧЕРКЕСЫ
Мы с Луной наблюдали за репетицией «Эль Джель Джадид», танцевальной труппы, участники которой были представителями черкесского меньшинства. Вынужденные бежать после войны с Россией черкесы расселились по Османской империи. По соглашению Россия получила земли, а турки – народ, который они обращали в ислам и расселяли в различных регионах империи. В наше время черкесские общины есть в Турции, Ливане, Израиле и США. В 1875 году черкесы приехали в Иорданию и поселились в Аммане. Поначалу здесь было около четырех тысяч черкесов, но со временем их число увеличилось до ста двадцати тысяч. Они стремятся поддерживать «чистоту крови», так как надеются однажды вернуться на родину.
Йиналь, директор труппы «Эль Джель Джадид», был высоким смуглым мужчиной восточноевропейской внешности и казался дружелюбным и умным. Этот парень с сигаретой в руке, бритой головой и громоподобным басом одним хлопком в ладоши умел навести порядок в труппе из шестидесяти восьми танцоров в возрасте от шестнадцати до двадцати двух лет. Женщины грациозно плыли по сцене, делая изящные движения руками и иногда замысловатые притопывания. Исполняли и танец с кинжалами.
– Обычно его танцуют мужчины, но черкешенки тоже умеют воевать, – объяснил Йиналь. – Некоторые ученые полагают, что легендарные амазонки на самом деле были черкешенками.
Мужчины танцевали, опустившись на колени, а еще все танцоры очень быстро кружились, приземляясь на стопы и подворачивая пальцы. Все это происходило на каменном полу. Ужас! Некоторые девушки были в белых платках, концы которых очень красиво развевались, когда девочки волчком кружились на полу. Мне понравился качак – деревянный музыкальный инструмент, состоявший из шести деревяшек, они щелкали, ударяясь друг о друга.
Йиналь десять раз ездил к себе на родину, в Россию.
– Мы не называем себя черкесами. Наш родной край зовется Адыгеей, – сказал он. – У черкешенок больше свободы, чем у иорданских женщин, они пользуются большим влиянием в обществе.
Первым президентом Черкесского клуба (его заседания проходили в зале для собраний, где занималась и танцевальная труппа Йиналя) была женщина. Первая женщина – член иорданского парламента – черкешенка. У черкесов три места в парламенте, кроме того, многие из них работают охранниками при королевской семье. До того как в 1921 году Иордания получила независимость, в Аммане говорили только на черкесском.
