Владимир Динец - Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников
Вдобавок к исключительному природному разнообразию в Камеруне живут свыше двухсот народностей. Это единственная страна, где пигмеи все еще говорят на своих языках. Примерно треть населения – христиане, четверть – мусульмане, а остальные придерживаются традиционных верований. Такое обилие языческих душ сделало Камерун полем битвы между католическими и протестантскими церквями. У каждой есть большие миссии во всех крупных городах. Папа Иоанн Павел II приезжал в Камерун дважды. Местные телеканалы часами крутят истерические проповеди в дополнение к типичной для континента смеси французской попсы, нигерийских сериалов и южноафриканских реалити-шоу. В первую очередь усилия миссионеров направлены на людей, с которых можно настричь хоть какие-то деньги, поэтому “средний класс” в основном уже обращен, в то время как нищие жители глубинки продолжают молиться богам леса, моря и вулкана Камерун. Согласно одному из поверий, очередное извержение вулкана можно остановить, если принести в жертву пять коз и одного мужчину-альбиноса. В местных деревнях необычно много альбиносов, но каждый раз, когда случается извержение, все они потихоньку смываются в Нигерию и пережидают его там.
История Камеруна была относительно мирной, но его города часто выглядят так, будто только что закончилась гражданская война. Страна – типичная фиктивная демократия, в которой результаты выборов всегда подтасовываются и у власти остаются одни и те же люди. Как всегда в подобных случаях, качество жизни постепенно ухудшается, несмотря на иностранную помощь. Англоязычная западная часть Камеруна – по сути дела оккупированная территория, захваченная после фальсификации результатов референдума. Хотя франкоязычное правительство активно “душит” запад, бардака в этой части страны заметно меньше, и находиться там намного приятнее. На остальной территории единственными форпостами цивилизации в море коррупции и хаоса являются греческие пекарни.
В Камеруне все очень непросто, даже взять такси или проехать на автобусе. Прежде чем сесть в машину, надо договориться с таксистом о цене поездки в письменном виде, убедиться, что у вас имеется нужная сумма без сдачи, и дать понять, что ни на цент больше у вас нет. Это, однако, не гарантирует, что на полпути вам не сообщат, что оговоренная цена покрывает только половину расстояния. Доехав наконец до места назначения и расплатившись, будьте готовы к тому, что через две минуты водитель вернется, заявит, что ему еще не платили, и потребует денег во второй раз. Он может даже собрать довольно приличную толпу, которая его поддержит. Но это еще не все: на каждом из бесчисленных полицейских блокпостов с вас будут вымогать взятки (даже если вы пассажир автобуса), а рано или поздно вы попадете в серьезную аварию, скорее всего со смертельным исходом. Местные шоферы настолько неосторожны, что обочины дорог уставлены табличками типа “Здесь погибло 5 человек”; одна из виденных нами гласила “Здесь погибло 64 человека”.
Но есть у местного транспорта и преимущества, особенно в сфере услуг. В одном автобусе нам встретился бродячий дантист: он шел по проходу со щипцами и бутылкой обезболивающего, предлагая вырвать зубы всем желающим. Дорога была тряская, так что, если находился пациент, трем другим пассажирам приходилось держать дантиста, пока он занимался своим нелегким трудом.
Мы пересекли Камерун с востока на запад и проверили три заповедника, но крокодилов там не оказалось. В одном из заповедников был приют для попавших в беду диких животных, где мы познакомились с осиротевшим шимпанзенком с необыкновенно красивым, прямо-таки ангельским лицом. Шимпанзенок потом сделал карьеру фотомодели: вот уже много лет я часто вижу его фотографии на камерунских природоохранных плакатах (узнавать в лицо шимпанзе почти так же легко, как и людей).
Последним местом, куда мы успевали заглянуть, был национальный парк Коруп на границе с Нигерией. Это один из самых больших, усиленно охраняемых и живописных лесных парков Африки. В африканских дождевых лесах уровень биоразнообразия обычно ниже, чем в похожих лесах Азии и Южной Америки, а деревья мельче. Но Коруп – исключение: деревья там до шестидесяти метров в высоту, а леса очень густые, колдовские, с тихими черноводными реками, причудливыми цветами и “рощами” странных грибовидных термитников. Крупные звери попадаются на глаза нечасто, но редких птиц множество, а ночью буквально на каждой ветке сидит древесная лягушка, хамелеон или еще что-нибудь интересное.
Автор у лесного водопада. Камерун
Все ночи я проводил на маленьких лесных озерах. В Корупе у нас был гид – рейнджер парка из бывших браконьеров, прекрасно знавший местную природу. Он рассказал, что лучший способ узнать, есть ли в пруду крокодилы, – проверить, живет ли рядом маленькая черно-красная птичка под названием синеклювый малимбус. Я вспомнил, что в Габоне видел эту птицу только однажды, и как раз у пруда в Лекеди, где я нашел единственного за все время крокодила. В Корупе метод работал просто замечательно! Позже я узнал, что зоологам уже известно об этой связи. Считалось, что птицы предпочитают гнездиться на ветках, нависающих над прудами с крокодилами, потому что крокодилы предоставляют гнездам защиту от обезьян, змей и других опасностей. В одном случае пара малимбусов загнездилась в городском зоопарке над бетонным бассейном с карликовыми крокодилами. Но я наблюдал птиц возле прудов во время года, когда они не гнездились, так что, возможно, присутствие крокодилов дает им и какие-то другие преимущества. Например, возле таких прудов может быть больше насекомых, потому что крокодилы поедают рыбу, которая ест водных личинок.
Два карликовых крокодильчика, которых мне удалось отыскать в Корупе, были совершенно очаровательными созданиями, с большими черными глазами и такой темной чешуей, что казались отлитыми из черного пластика. Один был еще подростком, но другой – взрослым самцом в полтора метра длиной. Оба вели себя крайне осторожно и весь день прятались под корнями деревьев или в кучах веток, упавших в пруды. Ночью, когда они все-таки появлялись на поверхности воды, мне приходилось сохранять полную неподвижность, наблюдая за ними, потому что малейшее движение заставляло их мгновенно исчезнуть.
Мое терпение было вознаграждено только один раз. Взрослый самец поднял голову и хвост и издал низкое рычание, немного похожее на звук, издаваемый пьяным матросом, прежде чем упасть под стол. Я сумел разглядеть, как в последнее мгновение перед ревом его спина завибрировала, выдавая присутствие инфразвука. Потом он сразу огляделся, видимо убеждаясь, что его “песня” не привлекла нежелательного внимания. Я мог только догадываться, в какой степени его поведение изменилось из-за постоянной опасности быть застреленным.
