Владимир Динец - Песни драконов. Любовь и приключения в мире крокодилов и прочих динозавровых родственников

Габон был уже полностью обработан китайцами. Грунтовки превратились в отличные шоссе, а древние французские узкоколейки – в нормальные железные дороги. Поезда ходили по расписанию, сотовая связь была в каждой деревне, а быстрый интернет – в каждом городе. Люди не знали, что такое отключение электричества, и выглядели здоровыми и счастливыми. Впрочем, люди в Африке выглядят счастливыми почти всегда, независимо от обстоятельств.

Проблем, конечно, хватало. Правительство было коррумпировано насквозь. Местные жители утверждали, что в Габоне чиновники разных уровней воруют примерно половину бюджета, в Конго – три четверти, а в Конго-Заире – практически все. Бюрократия во французском стиле – ничего нельзя было добиться быстро и наверняка. Леса по-прежнему вырубали, и мясо дичи в городах продавали, хотя в основном не на поселковых рынках, как в Конго, а в дорогих столичных ресторанах. Но зато в Габоне была прекрасная сеть национальных парков, лучшая среди стран лесной зоны Африки. Я был уверен, что если есть в Центральной Африке место, где нам удастся понаблюдать за карликовыми крокодилами, то это Габон.

Путешествие лучше измерять в друзьях, чем в верстах.

Детеныш узкорылого крокодила

Глава 29

Mecistops cataphractus: странники экватора

На крайнем юго-востоке Габона есть большое месторождение марганца. Компания, добывающая там руду, когда-то вывозила ее к реке Конго по восьмидесятикилометровой канатной дороге, самой длинной в мире. Дорога проходила через тропический лес и могла бы со временем стать замечательным аттракционом для туристов, но компании это в голову не пришло, и когда к месторождению провели железную дорогу из габонской столицы Либревиля, канатной позволили просто заржаветь и развалиться. В маленьком городке, где жили рабочие, обслуживавшие канатную дорогу, все население осталось без работы. Чтобы обеспечить его доходом, компания создала на принадлежавших ей землях красивейший заповедник – парк Лекеди. Он привлекает около тысячи туристов в год, что очень много по центральноафриканским меркам. Мы остановились там на неделю.

Заповедником управлял пожилой француз, который жил там с женой и двумя детьми. Для детей он нанял учителя, скромного молодого парня по имени Франсуа. После окончания колледжа Франсуа искал работу, но его интересовали не хороший заработок или карьерные перспективы, а возможность уехать как можно дальше от родного Парижа. Он отозвался на объявление в газете и – вуаля! – получил работу своей мечты в Лекеди. Теперь он мог сопровождать туристов в прогулках по лесу, лакомиться паштетом из питона в местном ресторане, любоваться гигантскими бабочками, слетавшимися на уличные фонари, и делить гамак со стройными девушками с кожей цвета черного дерева. Когда появились мы, он стал нашим переводчиком.

В Лекеди мы познакомились и с другими интересными людьми. Как-то раз мы пытались поймать попутку обратно в заповедник из ближайшего городка и вдруг увидели на дороге пикап с австралийскими номерами. За рулем был высокий мужчина по имени Майк, который выглядел и разговаривал точь-в-точь как актер, игравший Крокодила Данди. Он рассказал нам, что перевез свою старую “тойоту” морем из Дарвина в Калькутту и оттуда проехал в Габон через Ближний Восток, Европу и Западную Африку. Направлялся он вообще-то в Кейптаун, но по пути собирался еще посмотреть оба Конго и Анголу.

В тот же день в гестхаусе заповедника появилась дама с огромным рюкзаком по имени Джоконда. Ей было уже за пятьдесят, родом она была с Сицилии, но вот уже шесть лет путешествовала по Сахелю (южной окраине Сахары), изучая исчезающие культуры рыбаков сахарских оазисов.

Вечером, когда все мы сидели у костра, разговор незаметно перешел с африканской природы на ближневосточную политику, и Франсуа упомянул, что он еврей. Тут выяснилось, что все мы евреи по крови, хотя и атеисты. Всех это несколько удивило, кроме меня. Я уже давно заметил, что евреев на удивление много среди странных людей, путешествующих по самым дальним уголкам мира по разным неожиданным причинам. В мексиканской глубинке достаточно отъехать от границы США на пару сотен километров, чтобы израильские туристы начали встречаться чаще американских. Мне кажется, это наследственное. По одной версии, слово “еврей” происходит от протосемитского хабиру, “странник”. Возможно, генетическая мутация DRD4-7R, вызывающая повышенную любознательность и непоседливость, чаще встречается у евреев? Я никогда не считал себя частью еврейской культуры (в ней очень мало остается для атеиста), но почему-то я всегда чувствую себя как дома, бывая в гостях у кочевых народов, будь то монголы, навахо, бедуины, эвенки или афары. Может быть, я должен быть благодарен моим предкам, оставившим мне ген, благодаря которому у меня такая интересная жизнь.

В заповеднике множество интересных обитателей, но очень густой лес. Пожалуй, самые красивые здешние животные – мартышки гвеноны. Их около двадцати видов, многие из которых относятся к самым яркоокрашенным млекопитающим, с зеленым, красным, голубым, оранжевым, черным и белым мехом. Но яркие цвета у них в основном на лицах (вероятно, чтобы узнавать “своих” в местах обитания многих видов сразу), так что разглядеть их высоко в кронах деревьев очень трудно. Я долго не верил своим глазам, когда увидел стаю гвенонов, которых не было ни в одном определителе. Позже оказалось, что этот вид открыли всего годом раньше. Гвеноны могут совершать невероятно длинные прыжки с дерева на дерево благодаря тому, что они очень легкие: когда гвенон сидит у вас на протянутой ладони, кажется, что это птица.

В заповеднике есть также большие луга. В сумерках там можно увидеть красных кистеухих свиней, лесных буйволов (тоже красных), оранжевых антилоп ситатунга и единственных млекопитающих, окрашенных ярче, чем гвеноны, – мандрилов с их розово-голубыми лицами и задами.

Я облазил несколько лесных прудов в глубине заповедника, нашел одного карликового крокодила и долго за ним наблюдал, но он не “пел”. Я попросил Франсуа опросить инспекторов парка, и они в один голос сказали, что время неподходящее: крокодилы в Лекеди “поют” с сентября по ноябрь, в конце сухого сезона. Мы промахнулись на шесть месяцев.

Чтобы застать “поющих” крокодилов, нам надо было перебраться из Южного полушария в Северное, где времена года меняются местами. Сделать это было нетрудно: экватор проходил от нас всего в двухстах с небольшим километрах.