Дмитрий Быстролетов - В старой Африке
Да, для многих найденная нефть явится проклятием!
И тут его мысли приняли вдруг другое направление.
«Однако зачем думать о них?.. Надо беспокоиться о себе. Как дождаться прихода людей с 202-го? Где провести эту ночь и следующую? Без трещотки и огня… В лесу мне изредка попадались деревья с большим дуплом, где можно было бы спрятаться от зверей, но разве теперь найдешь их?» Гай посмотрел на небо. Оно быстро розовело. Через полчаса стемнеет… Совершенно инстинктивно Гай взглянул на кобуру и заметил, что она закрыта не так, как обычно: кожа от постоянной сырости размокла и потеряла форму, и Гай закрывал кобуру особым способом, дважды перекручивая ремешок с кнопкой, чтобы пистолет не болтался. Теперь ремешок не был перекручен. Он поспешно открыл кобуру, вынул пистолет и увидел, что обоймы нет. И сразу вспомнил, как мсье Малик вертелся около пояса с кобурой, когда Гай зарядил пистолет и лег отдохнуть после обеда. Подлец! Стрелял в безоружного! Гая спасла трусость Малика. Он волновался и промазал… Утром Гай остался цел потому, что карабин в неумелых руках выстрелил случайно. Но всегда рассчитывать на счастье глупо. Так как же быть? Идти на факторию нельзя! Отправиться в деревню? Там верная смерть! А если подкрасться к деревне и понаблюдать? Издали? Спрятавшись в кустах?
Начало быстро темнеть. Гай решительно поднялся: нужно измазаться грязью, чтобы кожа не была такой белой, и на ночь залечь в гуще кустов, близ деревни. Может быть, удастся украсть курицу. Бананами он обеспечен. Гай обошел факторию, вышел на дорогу. Поднялся на холм и нашел большой камень, где он сидел и приводил себя в порядок. Вот и талисман. «Милый, — подумал Гай. — Ты опять в моих руках!» Он разделся, нашел лужу и измазался грязью. Снова спустился в банановую рощу, вышел на дорогу — тр-р-р-р! — и начал бег.
Что значат три километра? Гай несся как ветер, искоса поглядывая на дорожки: они уходили в разные стороны, а он бежал, как ему казалось, прямо, по самой широкой. Но через полчаса она стала узенькой, а черный лес сдвинулся над его головой и закрыл луну. Он остановился. Впереди сквозь колеблющиеся пласты тумана вспыхивало и потухало малиновое зарево. Оттуда глухо доносилось пение и звук там-тамов.
Когда Гай подобрался ближе, пение и крики прекратились. Толпа повалилась на колени, все подняли головы и опустили руки к земле. Образовалось широкое кольцо черных голов вокруг пылающего костра и одного человека, стоявшего близ пламени. Языки огня ярко освещали стройную фигуру. Это была молодая женщина.
Три раза она медленно обошла костер, закрыв лицо руками. Было очень тихо, и Гай слышал хруст веток под ее ногами. Вероятно, сидевшие закрыли глаза, потому что ни одна голова не повернулась за идущей, — все словно окаменели.
Потом женщина подняла правую руку. Тут только Гай заметил, что она держит моток тонких лиан. Левой рукой она прикрыла себе глаза, а правой закружила мотком в воздухе. Сделав три полных оборота, вслепую опустила пучок: он оказался арканом. Петля упала на чью-то голову и плечи, кто-то рванулся и жалко, по-заячьи пискнул. Но женщина потянула аркан, и в круг выползла черная маленькая фигурка. Мальчик лет восьми. Ропот ужаса пробежал по рядам, все зашевелились, но не встали с колен. Мгновение люди смотрели на женщину и пойманного ею ребенка. Потом она трижды обвела мальчика по кругу. Он шел по арене, не сопротивляясь. В блеске костра и клубах дыма и тумана Гаю хорошо были видны две фигуры — женщины-пантеры и мальчика-ягненка. Вдруг высокий силуэт наклонился к низкому как будто бы для поцелуя. Потом зачарованную тишину прорезал отчаянный вопль — боли, ужаса и смерти. Маленькая тень качнулась и рухнула. Большая осталась стоять с ножом в руке. На лезвии играло пламя. Ни одного звука не издала толпа.
Гай плохо видел, что она делала с телом мальчика — головы сидевших на две-три минуты закрыли фигуру женщины, ставшей, очевидно, на колени. Она как будто бы натирала тело. Он услышал ее голос — несколько слов короткого приказа. Кто-то подбросил в костер хворост, пламя взметнулось вверх, искры столбом прыснули в небо, и вместе с этим стихийным порывом огня рванулась вверх и женщина: она высоко подняла безжизненно обвисшее тело, окрашенное мелом в белый цвет.
И сразу все вскочили. Сотни рук взметнулись вверх в дикой радости, и торжествующий рев раскатами прогудел в жутком колодце. Гай понял смысл: белый убит!
Кольцо черных беснующихся фигур вдруг исчезло: люди опять упали наземь и прижали лица к земле. Женщина медленно сорвала со своих бедер повязку. Подошла к груде хвороста. Легла на него навзничь. И застонала.
«Что такое? Она ранила себя, что ли?» — Гай вытянул шею и приподнял листья с лица.
Женщина лежала на спине, слегка согнув ноги в коленях и широко разведя их в стороны. Время от времени ее Живот судорожно подергивался, а с уст срывался натуженный стон. «Что с ней?» И вдруг он понял: она рожает. Все лежали ниц, не отрывая лбов от земли, а женщина на груде хвороста рожала, и багровые блики бегали над ней по медленно проплывающим клубам тумана.
— Гей! — вдруг резко крикнула роженица. Огромный статный мужчина вскочил с земли, нагнулся под согнутую ногу женщины и выпрямился у нее между ног, лицом к огню. На миг Гай увидел великолепную фигуру воина с поднятыми вверх руками — он потряс в воздухе копьем и щитом и жалобно заплакал, как плачут новорожденные.
Лежащая ниц толпа ответила приветственным рычанием. Родился новый воин во всем блеске силы и готового к бою оружия. И опять «Гей!», и опять «Уа-уа-уа», и опять торжествующий, радостный рев. Черная мать Африки рожала своих детей, готовых к бою за свободу! Образовался круг: каждый новый воин подбегал к трупу поверженного белого врага и пальцем касался сначала раны на его сердце, потом своих губ. Это была церемония символического пожирания ненавистного врага, и те, кто уже коснулся своих губ, включался в круг, яростно потрясая в воздухе оружием.
Костер потухал, и синий дым тяжелыми струями медленно поднимался в воздух. Женщина с принесенными откуда-то двумя черепами в руках прыгала через костер, кричала и грозила кому-то белыми черепами, и висела в дыму и тумане над последними языками багрового пламени, и крутилась в синем дыму, и кричала слова проклятий. А круг воинов, ритмично притоптывая ногами и потрясая оружием, славил бой и месть. Черные фигуры тянулись бесконечным кольцом. Сиплый хор рычал в темноту:
— Бей!
— Режь!
— Жги!
— Смерть! Смерть! Смерть!
Волосы у Гая стали дыбом. Вдруг Пантера что-то крикнула, и воины ринулись на белое тело и подняли его высоко вверх. Шкурами стерли с кожи мел. И тело ожило — ведь это было лишь театральной постановкой! Мальчишеский радостный крик, общее ликование — и вся деревня уже радостно пляшет в честь будущей победы.
