Жюль Верн - Необыкновенные приключения экспедиции Барсака
Следуя за Камаре, все прошли в другую залу.
— Здесь,— сказал он,— и в следующих залах, забитых, как и эта, трансформаторами, динамо, катушками, иногда очень внушительными, царство электричества.
— Как? — вскричал ошеломленный Флоранс.— Неужели вы смогли привезти сюда эти машины!
— Только небольшую часть,— ответил Камаре.— Остальное мы сделали сами.
— Но ведь нужен был материал,— возразил Амедей Флоранс.— Кой черт доставил его в пустыню?
— Конечно! — сказал Камаре и остановился в задумчивости, как будто эта трудность впервые пришла ему на ум.— Вы правы, господин Флоранс. Как привезли сюда эти первые машины и материалы, из которых мы создали остальное? Признаюсь, я над этим никогда не думал. Я требовал — мне давали. Я не смотрел слишком далеко назад. Но теперь, когда вы обратили мое внимание…
— Какие же понадобились человеческие жертвы, чтобы перетащить все это через пустыню, пока вы еще не имели планеров!
— Это верно,— сказал побледневший Камаре.
— А деньги? Все эти штуки сожрали целую кучу деньжищ! — вскричал Флоранс на своем фамильярном языке.
— Деньги? — пробормотал Камаре.
— Да, деньги. Вы, верно, очень богаты?
— Я?! — запротестовал Камаре.— С тех пор как я здесь, у меня и пяти сантимов не было в кармане.
— Тогда?
— Это Гарри Киллер…— робко начал Камаре.
— Ну, ясно! А откуда он их брал? Что он, миллиардер — ваш Гарри Киллер?
Камаре развел руками в полнейшей растерянности.
Казалось, он был совершенно расстроен вопросами Амедея Флоранса, и его глаза снова приняли то растерянное выражение, которое затуманивало его взор при малейшем волнении. Принужденный разрешать проблемы, столь далекие от тех, с которыми он привык иметь дело и которые так внезапно возникли, он чувствовал головокружение перед новыми, неизвестными ему загадками. Вид у него был совершенно потерянный. Доктор Шатонней сжалился над ним.
— Мы потом разберемся в этом,— сказал он,— а пока будем продолжать осмотр.
Чтобы прогнать назойливые мысли, Камаре провел рукой по лбу и молча прошел в следующую залу.
— Здесь компрессоры,— заговорил он изменившимся от волнения голосом.— Мы применяем воздух и другие газы в жидком виде. Как вы знаете, все газы способны сжижаться, если их сжимать и в достаточной степени понижать температуру; но, предоставленный самому себе, жидкий газ нагреется и более или менее быстро испарится. А если его содержать в закрытом сосуде, стенки сосуда подвергнутся такому давлению, что он может разлететься на куски. Одно из моих изобретений позволило найти выход. В самом деле, я нашел вещество абсолютно нетеплопроводное, то есть непроницаемое для тепловых лучей. Отсюда следует, что жидкий газ, например воздух, находящийся в сосудах из этого вещества, всегда сохраняется при одной и той же температуре, в виде жидкости, и прекращает быть взрывоопасным. Это изобретение позволило мне осуществить некоторые другие, и особенно планеры с большим радиусом действия, которые вы знаете…
— Еще бы нам не знать! — вскричал Амедей Флоранс.— Скажите лучше, что мы с ними чересчур хорошо познакомились! Так и это ваших рук дело — планеры?!
— А вы хотите, чтобы чьих оно было? — возразил Камаре, внезапно охваченный новым приступом болезненной гордости.
По мере того как он говорил, его волнение понемногу улеглось. Оно исчезло совсем, когда он снова вернулся к научным вопросам.
— Мои планеры имеют три главные особенности, относящиеся к устойчивости, подъему и движущей силе, о чем я дам понятие в немногих словах. Начнем с устойчивости. Когда на птицу налетает порыв бури, ей не приходится делать расчеты, чтобы поддержать равновесие. Ее нервная система или, вернее, та часть нервной системы, которую физиологи называют рефлексами, срабатывает и восстанавливает равновесие инстинктивно. Вы мои планеры видели и знаете, что они имеют два крыла, помещенных в верхней части пилона высотой в пять метров; у основания пилона находится платформа, несущая мотор, водителя и пассажиров. Таким образом, центр тяжести находится внизу. Соединение пилона с крыльями подвижное. Пока он не закреплен частично или полностью посредством рулей направления и глубины, он может описывать маленькие дуги во всех направлениях вокруг вертикали. И вот, если крылья независимо от руля наклоняются поперек или вдоль, пилон, увлекаемый своим весом, стремится составить с ними другой угол. В этом движении он тотчас приводит в действие противовесы, скользящие параллельно или перпендикулярно крыльям, и в тот же момент крылья занимают нужное положение. Таким образом, немедленно — автоматически, как я уже сказал,— выправляются любые отклонения планера.
Марсель Камаре, опустив глаза, давал объяснения с безмятежностью профессора, читающего лекцию. Он не запинался, не подыскивал слов, они приходили к нему сами. Без запинки он продолжал все в том же духе:
— Перейдем ко второму пункту. В момент подъема крылья планера опускаются и складываются около пилона. В то же время ось винта, подвижная в вертикальной плоскости, перпендикулярной к крыльям, поднимается; плоскость крыльев становится горизонтальной, и аппарат превращается в геликоптер. Но когда он достигает достаточной высоты, крылья открываются, ось винта одновременно наклоняется вперед и становится горизонтальной. Винт становится толкающим, и геликоптер превращается в планер. Что касается движущей силы, то ее обеспечивает жидкий воздух. Из резервуаров, сделанных из нетеплопроводного материала, о котором я вам говорил, и регулируемых системой клапанов, жидкий воздух перетекает в тонкие, постоянно подогреваемые цилиндры. Там он мгновенно переходит в газообразное состояние под огромным давлением и приводит в движение мотор.
— Какой скорости достигают ваши планеры? — спросил Амедей Флоранс.
— Четыреста километров в час и проходят без посадки пять тысяч километров,— ответил Камаре.
«Nil admirari»,— сказал Гораций[76], что означает: не следует удивляться ничему. Однако слушатели Камаре не могли сдержать возгласов восхищения. Когда вернулись в башню, они не смогли подобрать достаточно восторженные слова, достойные этого гения. Но странный человек, который иногда выказывал крайнее тщеславие, оставался безучастным к этим похвалам, точно на него действовали только те, которые он сам себе расточал.
— Сейчас мы в сердце завода,— сказал Камаре, когда все возвратились наверх.— В этой башне десять этажей, заполненных различными аппаратами. Вы, конечно, заметили в ее верхней части высокий металлический пилон? Это «прожектор волн». Впрочем, вся поверхность башни покрыта множеством прожекторов меньшего размера…
