Жюль Верн - Михаил Строгов
Николай, видя эти издевательства, не мог сдержаться. Пытался прийти своему спутнику на помощь. Его хватали и били.
Игра эта, к вящей радости татар, продолжалась бы, наверное, долго, если бы более серьезное происшествие не положило ему конец.
В какой-то момент — это было 10 сентября днем — слепая лошадь взбеленилась и, закусив удила, понеслась прямиком к случившейся у дороги яме, в тридцать — сорок футов глубиной.
Николай хотел броситься вдогонку. Его удержали. И лошадь, не чувствуя узды, рухнула в яму вместе со своим всадником.
У Нади и Николая вырвался крик ужаса!… Они, естественно, решили, что их несчастный спутник разбился!
Когда его подняли, то оказалось, что он, успев выброситься из седла, совсем не пострадал, но у лошади были сломаны две ноги и для службы она больше не годилось.
Не проявив сострадания и не прикончив бедное животное, солдаты бросили его подыхать у дороги, а Михаила Строгова привязали к седлу одного из конников — пусть-де пешком поспевает за отрядом.
И опять — ни единой жалобы, ни звука протеста! Строгов шел быстрым шагом, почти не натягивая веревки, которой был привязан. Это был все тот же «железный человек», о котором говорил царю генерал Кисов!
На другой день, 11 сентября, отряд проезжал через село Шибарлинское.
И тут случилось происшествие, которое должно было иметь весьма серьезные последствия.
Наступила ночь. Татарские конники, устроив остановку, уже успели слегка захмелеть. Но собирались ехать дальше.
С Надей, которая до сих пор каким-то чудом держала солдат на почтительном расстоянии, вдруг грубо обошелся один из них.
Михаил Строгов не мог видеть ни грубости, ни грубияна, но за него это увидел Николай.
Совершенно спокойно, не раздумывая и, быть может, даже не сознавая, что делает, Николай пошел прямо на солдата и, прежде чем тот успел сделать движение и остановить его, выхватил из-под его седла пистолет и разрядил прямо в грудь обидчику.
На звук выстрела тотчас подбежал офицер, командовавший отрядом.
Еще немного — и конники, набросившиеся на несчастного Николая, зарубили бы его, но, по знаку офицера, связали его по рукам и ногам, бросили поперек седла на лошадь, и отряд взял с места в карьер.
Веревка, которой был привязан Михаил Строгов и которую он успел перегрызть, от неожиданного рывка лошади порвалась, а ее уносимый галопом полупьяный всадник этого даже не заметил.
Михаил Строгов и Надя остались на дороге одни.
Глава 9
В СТЕПИ
Михаил Строгов и Надя вновь были свободны, как и на пути от Перми до берегов Иртыша. Но как изменились их дорожные условия! Тогда скорость путешествия обеспечивали удобный тарантас, часто сменявшиеся упряжки, опрятные почтовые станции. Теперь они шли пешком, лишенные возможности раздобыть хоть какое-нибудь средство передвижения. Шли голодные, не зная, как удовлетворить даже минимальные жизненные потребности, а ведь им предстояло пройти еще четыреста верст! И сверх того, Михаил Строгов видел теперь глазами одной только Нади.
А что касается доброго друга, которого послал им случай, его они только что потеряли, и при самых зловещих обстоятельствах.
Михаил Строгов опустился на обочину. Надя осталась стоять и ждала только слова, чтобы снова двинуться в путь.
Было десять часов вечера. Прошло уже три с половиной часа, как скрылось за горизонтом солнце. Ни избы, ни лачуги вокруг. Последние из татар исчезали вдали. Михаил Строгов и Надя были совсем одни.
— Что сделают они с нашим другом? — воскликнула девушка. — Бедный Николай! Встреча с нами может стать для него роковой!
Михаил Строгов промолчал.
— Миша, — снова заговорила Надя, — ты не знаешь, — ведь он заступался за тебя, когда ты был игрушкой татар, а из-за меня рисковал жизнью!
Михаил Строгов по-прежнему молчал. Неподвижный, опустив голову на руки — о чем он думал? Если он и не отвечал, то хоть слышал ли, что Надя обращается к нему?
Да! Он слышал ее, потому что на очередной ее вопрос: «Куда мне вести тебя, Миша?» — В Иркутск! — отвечал он.
— По большаку?
— Да, Надя.
Михаил Строгов остался человеком, давшим клятву в любом случае достичь своей цели. Держаться большака — значило идти кратчайшим путем. А если покажется авангард войск Феофар-хана, то можно успеть перейти на проселочную дорогу.
Надя взяла Михаила за руку, и они пошли.
На следующее утро, 12 сентября, пройдя двадцать верст, они сделали короткую остановку у городка Тулун [108]. Городок был сожжен и безлюден. Всю ночь Надя проискала труп Николая — не бросили ли его на дороге. Но напрасно она шарила среди развалин и высматривала меж мертвецов. Наверное, его пока что щадили. Не затем ли, чтобы по прибытии в лагерь под Иркутском подвергнуть какой-нибудь жестокой казни?
Обессилев от голода, от которого ужасно страдал и ее спутник, Надя была счастлива найти в одном из домов городка кое-какие запасы сушеного мяса и «сухарей» — ломтиков хлеба, которые после сушки очень долго сохраняют свои питательные свойства. Михаил и девушка нагрузились всем, что только могли унести. Таким образом, пищей они себя на несколько дней обеспечили, а что до воды, то в краю, изборожденном тысячами мелких притоков Ангары, она всегда была под рукой.
Путники отправились дальше. Михаил Строгов мог шагать быстрее, но ради спутницы умерял свой шаг. Надя, не желая отставать, выбивалась из последних сил. К счастью, ее спутник не мог видеть, как она измождена и устала.
Однако Михаил Строгов это чувствовал.
— Бедное дитя, ты совсем ослабела, — вздыхал он.
— Да нет же, — возражала она.
— Надя, когда ты не сможешь больше идти, я понесу тебя.
— Ладно, Миша.
В этот день пришлось пересекать небольшую речку Оку, но нашелся брод и переход не составил большого труда.
Небо обложили тучи, но погода стояла теплая. Мог собраться дождь, и это усугубило бы и без того бедственное положение путников. Ливни разражались уже не раз, но не надолго.
Они шли все так же, рука в руке, разговаривали мало. Надя следила за дорогой впереди и сзади. Два раза в день делали остановку. Ночью отдыхали по шесть часов. В придорожных хижинах Надя нашла еще немного бараньего мяса — столь обычного для этих мест, что стоит оно не дороже двух с половиной копеек за фунт.
Но вопреки надеждам, которые, верно, лелеял Михаил Строгов, во всем краю не осталось ни одного вьючного животного. Ни лошадей, ни верблюдов. Их либо поубивали, либо увели с собой. И путникам ничего не оставалось, как шагать через эту нескончаемую степь пешком.
