Герман Волков - Золотая Колыма
— Из дворян я,— твердо и даже с вызывом кому-то ответил Билибин.
— Ври! — не поверил Кондратьев и засмеялся.— С такими лапищами, как у тебя, булыги ворочать. У их благородий таких ручек не бывало. Веселый и крепкий ты мужик! Свой в доску!
С разгону шлюпка заскрипела по прибрежной дресве. Сколько смогли, подтянули ее и причалили к большому валуну.
По крутому распадку продирались сквозь густой ольховник и кедровый стланик к подножию самой высокой сопки, что вершиной, похожей на замок, вырисовывалась на занявшемся рассветом небе. Но, спотыкаясь о камни и корневища, то проваливаясь в мочажины и ямы, коварно прикрытые багульником и карликовыми березками, перли напролом. Впереди, как сохатый, Кондратьев, знать, не за одни ноздри прозывали его Лосем. Билибин не отставал.
Утро было холодное. Вокруг поблескивала изморозь. А с Кондратьева и Билибина градом катился пот. Облегченно вздохнули, когда выбрались на перевал, где обдало свежим ветерком. К этому времени рассвело, и с высоты открылась вся бухта Нагаева.
Юрий Александрович увидел ее впервые да еще в такой час, в который при восходящем солнце все розовело: и сам воздух с редким туманцем, и склоны сопок, и спокойная, без единой морщинки, вода. Кондратьев, не останавливаясь, попер вниз, в дебри, и они скрыли всю красоту, лишь в прогалинах, меж кустов, сверкали, будто кусочки отшлифованного родонита, воды бухты.
Продирались долго, пока не вышли к глубокому распадку, а потом бегом спускались по водопадному ключу и, наконец, в маленьком заливчике, что у подножия Каменного Венца, увидели крохотный, словно игрушечный, кораблик.
— Вот и «Воровский»! Нас ждет.— И Кондратьев, сложив рупором ладони, закричал: — Ге-гей! Братва!
Матросы, занимавшиеся погрузкой угля, встретили Кондратьева с удивлением:
— Вот лось! Как ты догнал?
— Спрашивай. Доставил начальника экспедиции. Ему нужен капитан. Дело есть.
Вместе с углем подняли на палубу Билибина. Провели в капитанскую каюту. Там был и командир охраны. Они с недоумением и даже подозрением смотрели на Билибина. Он будто с неба свалился — обросший, как дикарь, испачканный углем и до блеска потный. Но выслушали его внимательно.
Командир, долговязый и суровый, держа руку на широком ремне, сказал капитану:
— Надо помочь. Золото везут. Груз секретный, валютный.
Капитан ответил раздумчиво:
— Если вернемся на Ольский рейд и простоим там хотя бы сутки...
— Да,— согласился командир,— времени у нас нет. Мы торопимся к Врангелю, там какие-то контрабандисты объявились...
Юрий Александрович сразу потускнел.
— Но вот что я вам посоветую. Через недели две-три мы снова придем сюда, а вы пока со всем своим грузом перебирайтесь вон на тот берег, на культбазу. Дождетесь нас — заберем. А если раньше кто, из торговых, будет, тоже заберут. Теперь агентство Совторгфлота — в этой бухте, все пароходы будут заходить сюда, а на Ольский рейд не все... Перебирайтесь и ждите.
Билибин снова воспрянул духом, горячо поблагодарил капитана и командира. Спустился на берег на лебедочном крюке, весело болтая ногами в воздухе. На вопрос Кондратьева, поджидавшего внизу, крикнул:
— Все в порядке!
— Ну! Я ж говорил!
Спустившись, Билибин крепко пожал ему руку:
— Спасибо, Лось! А теперь потопали на культбазу договариваться о пристанище.
БУХТА ДОБРЫХ НАДЕЖД
Эту бухту открыли русские мореходы триста лет назад, и тогда же по достоинству окрестили ее Волоком. Позже подзабыли истинное значение этого прозвания, стали думать: «волок» — от слова «волочить», то есть волоком перетаскивать. Гидрографическая экспедиция в начале нашего века будто видела следы этого волока на перешейке полуострова Старицкого...
Но никто никогда таким волоком здесь не занимался. Это неразумно — перетаскивать хотя бы небольшую лодку через довольно высокий перешеек и волочить три версты по суше, когда быстрее и легче обойти полуостров водой. А следы — это колеи старого ямщицкого тракта, что пролегал из Охотска через Тауйск в Олу, Ямск, Гижигу и далее на Камчатку.
Название бухты Волок идет не от слов «волочить», «переволакивать», а от слова «обволакивать», то есть укрывать, защищать что-либо, например от ветров. Волоками в старину назывались хорошо укрытые кибитки. Волоковыми окнами на Руси были небольшие оконца, которые изнутри закрывались задвижками, заволакивались. И девичьи глаза волоковые, с поволокою, когда затенены, прикрыты густыми ресницами. Вот и бухта потому Волок, что надежно защищена от многих ветров.
Разные суда и под разными флагами заходили в гостеприимные ворота ее. Отстаивались от шторма, пополнялись пресной водой. Заплывали и вороги. Не случайно при входе в бухту, на острове Недоразумения, со времен Крымской кампании, когда Петропавловск-Камчатский, как и Севастополь, мужественно сдерживал осаду иноземных кораблей, стояли кресты с английскими надписями. Один из ключиков, падающих в бухту, до сих пор называется Американским: в его лощине встречались могилы незадачливых китобоев-контрабандистов.
А тот, кто приходил с добрыми надеждами и намерениями, укрывался здесь от девятого вала и утолял жажду чистейшей ключевой водой. Лоция той же гидрографической экспедиции, что под командой морского офицера Давыдова обследовала в начале века все побережье Охотского моря, безоговорочно заявляла, что бухта Нагаева «...по справедливости может быть названа лучшей якорной стоянкой во всем Охотском море», и описывала ее очень обстоятельно. Сопками закрыта почти от всех ветров с моря. Бухта почти всюду глубока, и берега ее приглубы, на якоре можно становиться весьма близко к берегу. Среди всех достоинств лоция особенно отмечала водопад у подножия Каменного Венца, где, развернувшись кормой к берегу, с помощью нехитрых приспособлений суда могут брать чистую пресную воду.
И еще одну услугу могла оказать бухта мореплавателям. На вершине Каменного Венца экспедиция Давыдова установила астрономический пункт, а на восточном берегу соорудила девиационные створы — большие треугольные щиты с полосами. С помощью этих первых в бухте сооружений можно было во время стоянки проверять судовые приборы.
Подробно описав все пути и подходы к бухте, все ее берега и глубины, все ее достоинства, Давыдов не умолчал о недостатках. «К ним могут быть отнесены слабая защищенность бухты от ветров, близких к западным, и отсутствие в ней населенных пунктов, что связано с невозможностью пополнить запасы провизии».
Тогда же, в 1912 году, экспедиция Давыдова переименовала бухту Монгодан в залив Гертнера, в честь исследователя, участника этой экспедиции, а бухту Волок назвала в честь замечательного русского гидрографа адмирала Нагаева. По его надежным картам устья Колымы и берегов Камчатки плавали моряки более ста лет. И тогда же, в 1912 году, с Каменного Венца была сделана первая фотография бухты. Пустынная гладь воды, курчавые берега, но без единого признака жилья, уходят вдаль голые увалы...
