Петр Романов - С Бобом и Джерри тропой инков
— Привет! — сказал попугай по-испански. И через секунду добавил: — Дон Педро — хоро-о-ший.
Доном Педро, как выяснилось, попугая назвал его прежний хозяин — главный «бензиновый магнат» Орельяны, у которого Марта выкупила птицу, когда тому надоела живая игрушка и он решил отпустить попугая назад в сельву. Марта понимала, что одомашненному амазону в сельве не выжить, поэтому и взяла его к себе.
Она действительно любила и всяческую живность, и птиц, и каждое дерево в отдельности, и индейцев, так что могла по праву именовать себя «зеленой». Политика ее интересовала мало, разве что в самом общем виде, а вот каждая травинка, что видели ее глаза, очень. Поэтому она и очутилась здесь. Ну что же, подумал я, познакомившись с Мартой ближе, должны же быть в мире и настоящие «зеленые», а не только политические имитаторы «зеленой идеи».
Нельзя сказать, что Марта приняла нас с распростертыми объятиями и огромной радостью, соскучившись по цивилизованному миру; нет, она по нему ничуть не скучала, но приняла нас по-доброму, полностью поверив в рекомендации Мигеля, которые я сразу ей вручил.
— Хороший человек, — резюмировала она, внимательно прочитав письмо доктора, — проходите. Уж не знаю, как все вместе устроимся, там еще и радиостанция, но как-нибудь потеснимся. А вот к тебе, мой друг, — очень серьезно обратилась она к терьеру, — убедительная просьба. Моего попугая не трогать и даже к нему не приближаться. Знаю я вас, рыжих. Один такой прохвост в моей молодости уже был, пришлось выгнать.
Поскольку Джерри явно не желал стать изгнанником, да еще в столь враждебном окружении, он, как мне показалось, даже кивнул головой. Возможно, я, как потомственный собачник, немного и преувеличиваю, но факт остается фактом: за все время нашего пребывания в доме Марты он к Дону Педро ни разу не приблизился. Иногда к терьеру с любопытством лез сам попугай, но тогда мы брали амазона на руки и относили его на так называемую веранду. Это был единственный свободный уголок хижины, где обычно вечерами Марта пила чай перед сном и ужинала чем бог послал. Или, если точнее, чай она пила одна, а вот ели они вместе с попугаем, который, сидя у Марты на плече, периодически с интересом залезал клювом к ней в рот и деликатно, но настойчиво отбирал у хозяйки наиболее лакомые куски. Причем и попугай, и Марта вели себя при этом так естественно, как будто иначе и быть не могло. Этот забавный симбиоз человека и птицы казался живым воплощением мечты всего мирового зеленого движения.
Все остальное пространство хижины занимали радиостанция, небольшая кушетка Марты, которая стояла так, чтобы хозяйка могла управляться со своим техническим чудом даже хворая — а это случалось все чаще, все-таки здесь было не слишком благоприятное для здоровья место, — и множество книг на немецком, английском и испанском языках. Частично библиотеку Марта привезла с собой, но главным и постоянным поставщиком книг стал доктор Мигель. А я-то еще удивлялся, что за сверток везет с собой в столь неблизкий путь Пако — оказалось, это очередная порция книг.
Нам для проживания оставалась та самая «веранда» — что-то вроде прихожей в хижине, где мы могли бросить наши спальные мешки. Стен у этой «прихожей» не было, зато над ней была крыша, так что можно было кое-как защититься от дождя. Впрочем, мы прекрасно видели, что другого места для нас просто не имелось. Выбирать было не из чего. К тому же, как показал недавний опыт, который закончился для Боба поединком с муравьями, ночевка на земле — это не очень удачный вариант.
Имелся еще уголок, который Марта называла кухней, хотя, конечно, это мало походило на кухню, поскольку там стояла лишь одна древняя керосинка. Схожий агрегат, на котором немка делала себе утром кофе, а вечером чай, я у нас на родине видел в чулане у бабушки еще ребенком. Сколько лет этому немецкому чуду техники, трудно представить. Марта, как она рассказывала, долго искала нечто подобное в антикварных лавках перед выездом в Перу и с трудом нашла сломанную керосинку у одного старьевщика. Потом друг-инженер неделю приводил этот музейный экспонат в рабочее состояние, поэтому Марта почти молилась на свой артефакт и никому не позволяла до него дотрагиваться.
Керосин тоже приходилось экономить, его привозил Марте Пако, причем из Икитоса, потому что в Орельяне даже не знали, что это такое. Там в ходу был один бензин. Между тем Пако ездил в Икитос раз в месяц, а значит, надо было экономить. Тем более заливать древнюю керосинку бензином друг-инженер Марте категорически запретил.
Керосинку хозяйка использовала только два раза в сутки — чтобы кипятить воду: изредка для кофе, а чаще для чая. Или, точнее, настоя на каких-то местных травах, который Марта упорно называла чаем, хотя пах этот напиток, на мой взгляд, довольно подозрительно. Обедала же Марта нерегулярно, когда вождь приглашал ее как почетную гостью на местный «банкет» по поводу удачной охоты. А так и она, и вся деревня обычно жила впроголодь. Немного овощей давал небольшой общий огород, а остальную еду — в основном бананы — племя собирало по берегу протоки. Кое-чем помогала и сама протока, рыбы там было не очень много, но все же.
К постоянному недоеданию индейцы и Марта приноравливались по-разному. Индейцы жевали листья коки. Поблизости от деревни ее найти было трудно, поэтому запасы коки здесь берегли примерно так же, как Марта свою керосинку. Впрочем, немка коку жевать при всем уважении к индейским традициям не хотела, поэтому, чтобы убить аппетит, нередко жевала какую-то другую местную травку, которую почему-то считала съедобной. Я пробовал — не понравилось. Впрочем, голод не тетка. «Я как старая лошадь, — шутила Марта, — мне и капельки овса на дне мешка достаточно, я же не на ипподроме бегаю».
Попугаю было, понятно, легче, он всегда находил для себя что-нибудь съедобное в соседних кустах.
Куда больше Марту волновали неполадки с радиостанцией, которая, хотя и работала на очень мощном аккумуляторе, тем не менее периодически требовала, чтобы этот аккумулятор подзаряжался, а с бензиновым электромотором, как она выразилась, «у нее очень сложные отношения». И инструкция по эксплуатации Марте ничуть не помогала. Это с гуманитариями обычное дело. Я и сам такой, поэтому в деле с электромотором помочь, конечно, не мог, но у нас, к счастью, был Боб, который починил движок за пять минут.
Обычно, когда аккумулятор в радиостанции садился, а движок ей не подчинялся, Марта грузила аккумулятор с помощью индейцев на каноэ Пако и везла в Орельяну.
— Если бы не эта проблема, — как-то призналась она, — я бы забралась в сельву намного глубже. Здесь все-таки пограничная зона между цивилизацией и настоящей сельвой. А я мечтала о первозданной дикой природе и диких индейцах.
