Карин Мюллер - Мутные воды Меконга
— Ничего удивительного, — прошептал кто-то мне на ухо. — Вы дали им возможность сделать что-то особенное. Ради такого стоит пропустить пару достопримечательностей. «Кто-то» оказался американцем, который перебивался частными уроками английского в поисках постоянной работы.
— Вы не собираетесь покупать еще? — спросил он и протянул мне сто долларов.
В моей комнате наступила долгожданная тишина. Малышка гиббон крепко спала, обняв длинными ручонками подушку вдвое больше себя. Два младших котенка затихли после того, как несколько часов смешили нас своими прыжками. В отличие от старших собратьев, они стремились к контакту с человеком и лежали в засаде, поджидая, когда я выйду из душа, после чего принимались раскачиваться на моем полотенце, как на тарзанке, пока я не бросала все попытки удержать его на месте. Впервые в жизни чудовища под кроватью оказались настоящими, и стоило мне опустить на пол босые ноги, как игривые коготки тут же вцеплялись в щиколотки. А когда я засыпала, мягкий хвост перышком щекотал мне лицо, а четыре крошечные лапки мяли подушку.
Я плыла сквозь многоэтажные сны под шорох прытких крысиных лапок, бегущих по потолочным балкам. Проснувшись, я увидела, что крысы из сна превратились в пляшущих на ковре леопардов. Их темные силуэты шныряли вокруг моего рюкзака, внезапно появляясь в лужице лунного света, где они наскакивали друг на друга и устраивали драки. Я заснула под еле слышный топоток бархатных лап. Мне снились ночные джунгли, заплетенные в косы лианы, темно-зеленые листья и силуэты в пятнах света и тени, плывущие сквозь пространство.
Настало утро. Беспокойная, дикая поездка в аэропорт, два пустых рейса, совмещенные в один, — и вот я уже сижу рядом с двумя холеными бизнесменами с другой планеты. Те громко обсуждают торги на фондовой бирже, результаты матчей НБА и свои любимые отели на горнолыжном курорте Аспен. Я смотрю в окно на Меконг цвета бурой земли, плавно перетекающий в море, и пытаюсь вспомнить, почему же мне было так страшно, когда я впервые летела над этой странной землей, где все так запутанно.
Человек с соседнего кресла произес:
— Несомненно, это потрясающая возможность, однако осуществить ее будет непросто.
И я подумала: «Если бы он знал…»
21. Бродячий зверинец
Дорогая мамочка!
Орлиные когти пронзали мои толстые кожаные перчатки, как оберточную бумагу. Перья на крыльях орла совсем обтрепались от постоянного биения о прутья клетки. Если ты когда-нибудь летала на дельтаплане, то поймешь, почему я просто не могла его не купить.
Мы с Йоханом вернулись во Вьетнам на самом странном из транспортных средств — древнем пыхтящем такси. Таксисты роились у автостанции, как стервятники, поджидая тех, кто так и не смог втиснуться в набитый под завязку автобус. Мы яростно торговались за место на сиденье с драной пластиковой обивкой и радовались, что цену удалось сбить до такой низкой отметки, пока водитель не завел мотор и пять камбоджийцев не залезли на сиденье вместе с нами. Водитель беспечно уминал жареных цыплят на всех паромных переправах и затягивался самокрутками, запас которых был неиссякаем. Это был во всех отношениях милый, славный парень, но все менялось, когда он садился за руль. Он ехал так, будто мечтал, чтобы на Рождество ему подарили крылья, и был готов заполучить их любым путем, будь то спонтанный прорыв в науке о реактивных двигателях или более традиционный метод — через ворота святого Петра.
Проведя восемь часов на душной жаре, мы приехали в Хошимин с головами, будто набитыми ватой, и расцарапанными грязным песком лицами. Но мы были счастливы видеть наших питомцев, немного стесняясь внезапно пробудившихся родительских инстинктов. Мы немедленно принялись осматривать их. Кто уже подрос? Не изменился ли у них характер? И самое главное: рады ли они нас видеть?
У гиббонши появился портной, и она щеголяла в новенькой защитной рубашечке. Двое младших котят постепенно избавлялись от своей походки вразвалку — следствия нехватки кальция. Старший леопардик, который целых шесть недель (дольше всех) мучился на рынке, по-прежнему чувствовал себя уютнее под кроватью. Он освоился и начал защищать свою территорию, а когда я посмела взять его на руки, издал такой раскатистый рев, что я тут же вернула его на место. Поскольку он до сих пор был так мал, что легко помещался в одном из моих больших карманов, слышать это проявление недовольства было так же удивительно, как если бы подобно слону вдруг затрубила маленькая мышка.
Йохан ушел торговаться за гиббонов, а вернувшись, сказал, что завтра ему должны прислать денег. Мы договорились забрать как можно больше животных с рынка и к вечеру сесть на поезд, идущий в Кукфыонг.
Наутро мы явились подготовленными, с карманами, набитыми толстыми пачками вьетнамских денег, бананами и детским питанием. И увидели не совсем то, что ожидали: всего один гиббон с довольно глубоким порезом на руке. Однако нас заверили, что после обеда привезут еще семерых. У нас же было денег на пятерых, в крайнем случае — шестерых, если хорошо поторговаться. Мы скрепя сердце согласились оставить раненого детеныша ради более здоровых.
Я вернула гиббона хозяйке, но прежде пожилой мужчина с седой бородой успел сделать несколько снимков. Это был директор берлинского зоопарка, его звали Вольфганг. Он совершал тур «галопом по Юго-Восточной Азии» и уже побывал в Кукфыонге. Кажется, он обрадовался, что мы везем животных к Тило, и заверил нас, что у него они найдут хороший приют.
Я бродила среди клеток, надеясь увидеть еще одного дымчатого леопарда. Пронзительный свист заставил меня замереть на месте. Ноги сами последовали на звук, и я вдруг снова оказалась напротив хохлатого орла-змееяда, который сверлил меня немигающими желтыми глазами. Это была та самая птица, которую я видела много месяцев назад; ее крылья попрежнему были сильно повреждены, а от хвоста остался жалкий обрубок. Клетка была все та же, хотя орел вырос. На темени у него появилась проплешина в том месте, где голова постоянно терлась о верхние прутья. Бросив на меня непокорный взгляд, орел принялся терзать кусок говядины, зажатый в двухдюймовых когтях.
Я подошла к Вольфгангу.
— Как думаете, — спросила я, — Тило согласится взять орла?
Вольфганг пожал плечами:
— Знаете, у Тило такое доброе сердце — он никогда никому не откажет.
Десять минут спустя орел, пересаженный в клетку гораздо большего размера, ждал переезда в мою комнату.
Йохан вернулся с гиббоном; судя по выражению его лица, он передумал оставлять его в лавке. Я достала деньги.
