Евгений Устиев - По ту сторону ночи
На рассвете, пока Сережа досматривал последние сны, я тихонько поднялся с постели. В нескольких шагах or угасшего костра, над заводью склонился ствол давно высохшей лиственницы. Еще с вечера я заметил здесь небольшой прозрачный омуток, в котором обязательно должна быть рыба. Едва проснувшись, я вспомнил про него; именно в это утро нам нужно поесть плотнее, чем позволяют наши запасы. Их немного: три банки консервов, две-три горстки риса, чай, сахар, соль и буханка черствого хлеба. Рыба к завтраку будет кстати!
Солнце еще не поднялось над лесом, хотя огненные стрелы уже бороздят розовые обрывы над рекой. В этот ранний час добыть кузнечиков невозможно, а черви в песчаном грунте не водятся. Я раскрываю заветную коробочку и выбираю маленький крючок с изящной мушкой, искусно связанной из золотистого петушиного пера и красной шелковинки. Это подарок одного из моих давних друзей, проводника-якута. Мушка великолепна. Она всегда падает на воду крылышками вверх, а жалом крючка вниз. Я бы никогда не смог сделать ничего подобного; нет навыка и слишком грубые пальцы.
Срезав гибкую тальниковую удочку и подвязав к ней леску, я осторожно подхожу к берегу. За растопыренным корневищем видна заводь, на которой медленно кружится желтый листок. Так и есть! Сквозь пелену воды темнеет спина крупного хариуса. У меня захватило дыхание. Какой великан! Я отступаю назад и прячусь за деревом. Потом, прикинув взглядом расстояние до хариуса и немного удлинив леску, пускаю мушку по течению. Увлеченная струей, она проплывает под сухим деревом и, попав в заводь, тонет неподалеку от хариуса. Я напрягаю руку и с бьющимся сердцем предчувствую стремительный бросок в живую тяжесть подсеченной рыбы.
Но хариус чуть поводит хвостом и, блеснув чешуей, лениво отходит в сторону. Неужели ему не нравится приманка? Стараюсь подвести мушку еще ближе. Хариус опять уходит от крючка и спокойно застывает в воде на дальнем конце омута. Там мне его не достать.
Я меняю тактику. Перейдя пониже и встав за кустом, забрасываю леску с таким расчетом, чтобы крючок его касался воды и висел на натянутой леске, не погружаясь. Золотистые крылышки искусственной мушки трепещут и вот-вот взлетят в воздух. Хариус сильно ударяет хвостом и молнией кидается к крючку. Я вздрагиваю и невольно отдергиваю руку; мушка вспорхнула вверх, рыба блеснула чешуей и гулко шлепнулась о воду. Проклятие!
Я громко чертыхнулся и, твердо решив сохранять спокойствие, вновь забросил крючок на воду. Хариус долго притворялся равнодушным. Еле касаясь воды, крючок плясал то прямо над его головой, то далеко в стороне. Он плавал, взлетал к небу, исчезал, опять появлялся. Наконец хариус не выдержал. Рывок! Удочка резко согнулась; я подсек, и тяжелая рыбина сверкнула над поваленным деревом и шумно забилась на песке. Я бросился к ней.
— Вот это штука! — услышал я восхищенный голос. Сережа только что открыл глаза и еще не сбросил с себя одеяло и плащи.
До следующей стоянки Кейвуса не меньше тридцати километров. Мы уже втянулись в ходьбу, и расстояние не кажется страшным, но все же я тороплю Сережу с выходом.
Около девяти часов, съев наваристой ухи и забросив на плечи полегчавшие рюкзаки, мы покинули долину Анмандыкана.
— Ну, теперь им некуда деться! — бодро улыбается Сережа. — К обеду будем в лагере!
— По Омолону проходит вьючная тропа на Охотское побережье; хорошо бы ее найти!
Однако наткнуться на тоненькую ниточку тропы в такой широкой долине непросто. Она может тянуться и по берегу, и по склону, и вдоль любой части поймы. Лишь выработанный годами опыт может подсказать наиболее вероятное ее место. Тропа всегда выбирает самое выгодное направление.
— Иди к склону, — говорю я шагающему впереди Сереже, — скорее всего она там.
Через полчаса, пройдя почти всю пойму, мы действительно наткнулись на хорошо заметную вьючную тропу. В глухой тайге она кажется столбовым трактом.
— По такой дороге дойдем к обеду запросто!.. Ура, следы! — вдруг кричит Сережа.
На хорошо утоптанной почве ясно видны затвердевшие отпечатки лошадиных подков. Мы, правда, не внаем, чьи это лошади и куда они шли, но на душе становится веселее. Тайга уже не кажется такой безнадежно пустынной; здесь недавно были люди!
К сожалению, наша радость недолга. Тропа уперлась в болотный кочкарник и вскоре исчезла. Я попытался обогнуть болото по склону, но и там идти не легче: ноги по колени вязнут в мокром мшанике. Поминутно спотыкаясь и теряя силы в цепкой трясине, мы вскоре поняли, что лучше возвратиться к пойме, и вновь, облепленные комарами, побрели по болоту. Километр, еще километр. Я бросаю тоскливые взгляды направо и налево, но всюду тянется редколесье с уныло торчащими над водой лохматыми кочками…
Борьба с болотом так изнурительна, что я все чаще сажусь отдышаться на первую попавшуюся высокую кочку. Потом мне приходит в голову отсчитывать шаги от одной кочки до другой. Это помогает: двести девяносто восемь, двести девяносто девять, триста… садись!
— Хорошо, что здесь нет настоящей топи, в которой можно утонуть. Скажи спасибо вечной мерзлоте, не оттаивающей за лето больше чем на полметра! — утешаю я измученного Сережу.
Но всему на свете есть конец. Лес постепенно густеет, почва уже не колышется под ногами, исчезает ядовито-зеленая осока. Еще немного — и, облегченно вздохнув, мы входим в тень густого пойменного леса. Под желтеющими тополями много раскидистых кустов поспевшей дальневосточной жимолости. Утолив жажду пригоршнями продолговатых темных ягод, мы долго курим у ствола толстой лиственницы.
Через несколько километров мы опять вышли на тропу. И здесь на земле следы лошадиных подков. Увы, они по-прежнему идут навстречу друг другу, а я не в состоянии определить, какие из них моложе. Иногда мне кажется, что встречный след перекрывает попутный, а несколькими шагами дальше я прихожу к обратному выводу. Ясно одно: люди неоднократно ездили в обоих направлениях.
— Эх, был бы с нами Дерсу Узала, — вздыхает Сережа, — уж он сказал бы, что за люди ехали, сколько их было и кто из них хромал на левую ногу!
Когда тень под ногами заметно удлинилась, тропа подошла к широкому притоку с большим конусом выноса и опять исчезла.
— Лагерь должен быть здесь. Сейчас мы узнаем, чьи лошади шли по тропе. Если Кейвуса — следы свернут вверх по ручью. Я поищу их тут, а ты перейди на другую сторону.
Сережа углубляется в заросли. Через некоторое время слышен радостный крик.
— Нашел! Идите сюда!
Перескакиваю с камня на камень. На левой стороне ручья во влажном грунте отпечаталось несколько подков.
