Эльза Триоле - На Таити

Во время испанки, которая докатилась и туда, вымерла добрая половина туземного населения. Говорят, что время это было страшное. В далеких дистриктах, без врачей и лекарств, охваченные паническим страхом перед неизвестной болезнью, туземцы лечились местными способами и купались в холодной воде, чтобы унять сорокаградусный жар. Скоро не стало кому ходить на охоту, на рыбную ловлю, и наступил голод. Не стало кому закапывать трупы и они быстро разлагались под палящим солнцем. Маленькие дети рыли могилы родителям. Изредка приезжали добровольцы на телеге из города, подбирали трупы и уезжали.

И оттого так часто встречается нелепость черного траурного платья на фоне всей этой цветной роскоши.

X

ДЕТИ

And when she was good,

She was very, very good.

But when she was bad,

She was — horrid!!!

Детей там любят и балуют, о стариках забывают и не заботятся о них, животных бьют и портят. Впрочем, все равно кошки там паршивеют, собаки облезают и покрываются экземой, а лошади через два поколения превращаются в пони.

По какому-то странному обычаю, детей там воспитывает не родная мать, а какая-нибудь другая женщина. Таким образом у каждого ребенка по две матери, — та, что родила, и та, что воспитывала, и когда ребенок произносит мама, не знаешь, о ком он говорит.

Так, моя горничная Вахинэ воспитывала чужого мальчонку, а ее собственная большая девочка только изредка приходила к ней в гости. Так, принцесса Текау воспитывала дочку брата и девочка жила при ней, в доме королевы.

Девочка эта, шести лет, была красоты невероятной. Совершенно белая, черноволосая, хрупкая, абсолютно прекрасная, она заставляла плясать под свою дудку весь королевский дом. В школе, куда ее попробовали отправить, она тоже не смущалась тем, что другие девочки слушаются, собирала посреди урока свои книги, говорила, что ей скучно, и, волоча за собой сумку, шла домой.

Иногда Текау, несмотря на протесты всего дома, решалась наказать «Ма jolie»[12], как она ее называла. Мажоли сажали в чулан и запирали.

Вот как-то раз ее опять посалили в чулан, в котором хранилась всякая всячина, громоздились картонки со шляпами Текау. Jolie совсем там не шумела, но когда ее выпустили, то оказалось, что она намочила по-свойски шляпы Текау и с удовлетворением сказала ей: «Если ты меня еще раз запрешь, я еще хуже сделаю».

Девочка Кукки, которую приняли к себе Русский и его жена, по отцу была белая, а по матери полубелая. Мать ее не отличалась ни особою строгостью нравов, ни чистоплотностью, и пятилетняя девочка заболела венерической болезнью. К Русскому в дом она попала полуслепая, изможденная и много видевшая на своем пятилетием веку. Долго и самоотверженно они мучились с ней, сами болели — так трудно в этой стране уберечься от заразы, — но все-таки выходили ее и сделали из Кукки здоровую, чистенькую, благовоспитанную девочку. Она говорила отлично по-французски и по-английски и аккуратно шила своим куклам платья. Большие серые глаза, с постоянно расширенными зрачками, смотрели убедительно наивно. Она усердно помогала вечером мыть посуду, уверяла, что любит свою маму, и всегда говорит «взаправдашнюю правду».

Иногда Кукки разрешалось тряхнуть стариной. Она разувалась, подтягивала шарфом маленький, худенький зад и, подняв одну руку, виляя боками и задом, тем самым движением, которое недостижимо для белой женщины, медленно начинала ввинчиваться в землю и петь тоненьким голоском на незнакомом языке заведомо неприличные песни.

Остановить ее бывало трудно, щеки ее начинали пылать, настойчиво повторяла она слова песни своим детским голоском и дело обыкновенно кончалось слезами. Русский считал, что это вдохновение прирожденной танцовщицы и думал увезти Кукки в Европу и обучать ее танцам.

Я воспринимала это иначе. Между тем, жена Русского, строила на ней счастье своей одинокой старости.

Впрочем, возможно, что я ошибаюсь и, что Кукки и Jolie очень хорошие девочки.

XI

БЕТТИ

Бетти родилась в Индии и за всю свою восемнадцатилетнюю жизнь никогда не провела больше года подряд на одном и том же месте. Жила в гостиницах Китая, Соединенных Штатов, Испании, на океанских пароходах и теперь попала, уже во второй раз, на этот остров.

Когда я с ней познакомилась, она как раз превращалась из все понимающего подростка, щеголяющего черным большим бантом в волосах, длинными ногами под короткой юбкой и слишком тесным лифом, в настоящую барышню. Она начинала подкалывать волосы и закрывать ноги.

Целовалась она и прижималась ко всем, без всякого разбора. Если, оставшись с ней вдвоем, ее не целовали, то удивлялась и явно считала таких людей бездельниками. Готовность ее не знала пределов. Бесстыдна она была до жути. В откровенном разговоре с Андреем, который за ней очень ухаживал, она ему как-то сказала, что ее идеал — это постоянно путешествовать, иметь много нарядов и пять или шесть влюбленных около себя.

За ней следом ходило несколько человек. Самый верный и самый влюбленный был англичанин с Моореа. Он учил ее ездить верхом и они вместе купались в море при лунном свете. Иногда Бетти удавалось удрать из-под надзора отца и она проводила часть ночи на пироге в море, или на автомобиле, или уж не знаю, где и как. Женщин она вообще боялась и была с ними робка, но ко мне приходила часто до чаю, пока еще народ не собрался, советовалась, выходить ли замуж за англичанина с Моореа, ластилась и спрашивала: «Вы меня любите?»

Действительно, страшно становилось за Бетти при виде ее матери, которая страдала эротоманией. Они были очень похожи: те же длинные, прямые, рыжеватые волосы, голубые, бледные глаза, широкий, плоский, бледный рот, хрупкие кости. Одетая во что попало, с спускающимися дырявыми чулками, растегнутыми прорехами, болтающейся грудью, вся помятая и обвислая, мать Бетти ночью выходила из дому и останавливала прохожих.

У Бетти есть еще годовалая сестренка, розово-белое, пухлое, веселое, замечательное создание. Каждый день встречала я Бетти на скамеечке около ее дома, рядом с ней бэби возится в коляске, а англичанин с Моореа, или еще кто-нибудь, занимают Бетти разговором. Либо видела ее на главной кольцевой дороге толкающей коляску с бэби, а рядом идет англичанин с Моореа или еще кто-нибудь. Бетти сестру любила, хотя и относилась к ней рассеянно.

Отец Бетти — инженер, управляющий новым американским заводом на острове — корректный, нормальный человек, замечал, что для характера дочери жизнь в колониях не подходит и решил отправить ее учиться в Сан-Франциско, в католический монастырь. Полились потоки слез. Сидя у меня на террасе, в розовом платье, с бесчисленным количеством воланов, и нервно дергая связанные широкой черной лентой волосы, Бетти рассказывала мне, что из монастыря выпускают раз в месяц, что в Сан-Франциско у нее только одна старая тетка, похожая на кормилицу, и что лучше уж она выйдет замуж, чем пойдет в монастырь.