Светлые воды Тыми - Семён Михайлович Бытовой
Охваченный тревожными думами, Михаил Петрович шел медленно, покуривая трубочку. Когда завернул за угол, к радости своей увидел, что в доме Сидорова светится окошко. Значит, Николай Павлович еще не спит. Сидит, верно, за столом и проверяет тетрадки. Может быть, в этот момент перед ним тетрадка его, Намунки, — ведь третьего дня, после диктовки, учитель собирал у орочей тетрадки, сказал, что дома проверит их.
Михаил Петрович вспомнил, как учитель во время диктовки прохаживался между партами и, заметив, что Намунка вместо буквы «щ» написал «ц», сказал строго:
— В речи многие из вас «цокают», а писать надо правильно. Ну, давайте повторите за мной громко: «Мальчик вытащил из речки щуку».
Намунка откинул крышку парты, встал:
— Мальцик вытясцил из рецки сцуку!
— Опять не так, дорогой мой, — мягко сказал учитель и развел руками. — Почаще повторяйте эти слова…
Михаил Петрович подошел к дому Сидорова. Постоял с минуту за окном, потом слегка постучал.
Отодвинулась занавеска, и глаза Намунки встретились с глазами Николая Павловича.
Учитель побежал в сени.
— Что случилось, Михаил Петрович?
— Худо дело, сказать страшно…
— Кого-нибудь опять медведь в тайге задрал?
Вместо ответа тот протянул учителю телеграмму.
Николай Павлович быстро пробежал ее глазами и, к удивлению Намунки, весело заулыбался.
— Отлично, совсем не вижу худого.
Намунка спросил тихо, точно самого себя:
— Может, не ехать? Доклад делать — сколько читать-писать нужно!
— Подумаем, как быть с докладом, — возразил Николай Павлович, — а ехать обязательно надо.
Намунка угрюмо молчал.
— Может, Тихон Иванович поедет? — опять сказал он после тяжелого раздумья. — Он член сельского Совета. Грамотный много больше меня.
— Поедете вы, Михаил Петрович, — твердо заявил учитель. — А я вам помогу подготовиться к докладу. — И взял со стола тетрадку: — Ведь большие успехи делаете. В последней диктовке у вас всего две ошибки. Молодец! А теперь идите спать, Михаил Петрович. Утро вечера мудренее.
Николай Павлович проводил расстроенного Намунку и еще долго сидел за столом. Свет в его окне погас только под утро.
Намунка шел не спеша и думал:
«С каждым годом все больше орочей начинают жить по-новому, с удивлением вспоминают прежнее время. Правда, еще не все идет хорошо. От старого как будто ушли далеко, но еще не все правильно думают. У Софьи Сеченки в комнате железная кровать есть, а спит Софья на полу. То же самое у Елизара Ауканки. С вечера ложится на кровать, ночью на пол перебирается, а утром, чуть свет, опять в кровать лезет. Многому еще наших людей учить надо. Зато охота идет неплохо. Рыбная ловля тоже хорошо идет. Немало сдаем государству пушнины, колхоз у нас крепкий стал. У орочей всегда деньги есть. Что твоей душе угодно купить можно в лавке: муку, сахар, чай, соль, спички, керосин, табак. Одежду тоже какую хочешь купить можно. Посуду привезли — сразу раскупили женщины. И детишки наши живут весело — здоровы, сыты, в школу ходят, в интернате на всем готовом. Смотришь на детишек — сердце радуется. Большими, умными людьми вырастут.
Наверно, и это все записать в доклад надо? Много очень, не смогу, однако. Увижу утром, что Николай Павлович придумает. Раз обещал, что-нибудь, верно, придумает…»
…Доклад, который подготовил Сидоров для председателя сельсовета, был очень прост. Он состоял из множества картинок, нарисованных тушью, и против каждой из них стояла цифра. На картинке, изображавшей охотника в меховой зимней одежде с ружьем за плечами, стояла цифра 110. Это означало, что в Уське числится 110 охотников, промышляющих зверя. На другой картинке нарисована женщина орочка в национальном халате и меховых торбазах и стоит цифра 100. Значит, по записям в книге сельсовета, в поселке проживает 100 женщин.
Таких картинок было тридцать. Изображены на них были дети, дома, школа, олени, собачьи упряжки — и на каждой стояла цифра.
— Вот, Михаил Петрович, ваш доклад. Садитесь рядом, слушайте, что я вам буду рассказывать.
Намунка сел на краешек табуретки, облокотился на стол.
Учитель пронумеровал картинки, сложил их в стопочку. Потом снял верхнюю и объяснил, что надо будет по ней говорить.
— Ясно?
Намунка закивал головой.
Так учитель «прошел» с Михаилом Петровичем все тридцать картинок.
— Ну как, все запомнили? Может быть, повторим?
— Давай повторим.
Намунка вставал и с серьезным видом говорил:
— Товарисци депутаты, разрешите, однако, передать привет от всех жителей Уськи-Ороцкой… — И, обернувшись к учителю, спрашивал: — Так, однако?
— Отлично, только поменьше вставляйте в свою речь «однако». Оно здесь совсем не к месту. И старайтесь не «цокать». Ну, давайте повторяйте за мною: «Товарищи депутаты!..»
— Товарищи депутаты…
— Ну вот и молодец! Дальше: «Разрешите передать от жителей Уськи-Орочской…» Ну, повторите, смелее.
И Намунка повторял.
— Отлично. Теперь получше присмотритесь, в каком порядке будут лежать картинки. И не берите их сразу по нескольку штук, а по одной, сверху.
Когда картинки были опять сложены в том порядке, как это требовалось к докладу, Николай Павлович спрятал их в папку и завязал тесемки.
— Ну, пэдэм нэйво![24] — сказал учитель по-орочски.
— Спасибо, Николай Павлович, без тебя пропал бы, наверно.
— Ничего, дорогой, все будет хорошо. Только оденься потеплее в дорогу. Ветер холодный.
В городе Михаила Петровича Намунку сразу же устроили в общежитии, в небольшой комнате на двоих, и дали талоны в столовую. Придя с обеда, он сел на койку, достал из портфеля папку с картинками и долго задумчиво рассматривал их. Намунка стал перебирать в памяти события последних лет, и ему показалось, что картинок у него слишком мало, а разговор предстоит большой.
Да, многое переменилось за это время! Конечно, райисполкому должно быть все это известно. Ведь осенью из города приезжал в Уську инструктор, прожил там две недели, беседовал с людьми. Потом с охотниками в тайгу ходил, в Датту на рыбалку ездил. Много помог орочам тот инструктор. А когда в Уське бумага кончилась и Николай Павлович стенную газету на бересте выпустил, инструктор похвалил учителя и потом эту берестяную газетку увез с собой. Наверно, хотел показать
