200 дней на юг: автостопом из Москвы в южную Африку - Антон Викторович Кротов
Только зашёл к ним — ударил такой ливень! Бьет по крыше, как град. Ураганный ветер унёс всё электричество в посёлке, но, к счастью, оно затем восстановилось. Хлопают двери, всё летает. Я поставил палатку прямо в комнате — вдруг протечёт крыша — но протекла не крыша, а дверь, из-под которой под палатку направились струи вод. А я ещё зачем-то постирался. Сушить теперь надо будет на себе после ливня. Завтра дороги будут, понятное дело, месивом грязи, и я завтра вряд ли достигну Кигомы. Но хотя бы послезавтра! Иншалла!
Я спросил, не болеют ли здесь малярией. Оказалось, болеют, да ещё как.
— Это ведь сперва любые таблетки помогают, выпил и внушил себе, что вот сейчас должно помочь. А симптомы у неё всякие, бывает, кажется, что просто простудился. А у нас все любят советы разные давать, лук, чеснок… Один у нас тут умер от малярии, и всего три месяца как прожил. Лечили от насморка, а умер от малярии…
Я пожаловался на обилие ментов в южной части Танзании и на проблемы с ночлегом.
— А не удивительно, — отвечали мне, — это у них уже давно на юге напряженка. Со времён войны в Мозамбике, когда тамошние повстанцы здесь, в Танзании отсиживались, а мозамбикская армия прямо на танзанийской земле бомбила их. И на границе с Замбией тоже: там ведь, в Замбии, кожа белого человека стоит 6000 долларов! Замбия вообще страна всякой контрабанды. Вот менты и беспокоятся.
Я спросил, почему они выбрали именно Танзанию.
— Да и в других странах, мы этого золота не граммы видели — тонны! Да и не только золота… Вот в Ливии мы работали, уран искали. Каддафи спал и видел во сне атомную бомбу. Нашли ему уран, сколько хочешь. Только кто ж ему технологию продаст?
Вечером к геологам забрели их танзанийские подружки, совсем ещё молодые. Пользуясь случаем, они пили пиво "Килиманджаро" за счёт богатых белых мистеров. Одна, самая юная девушка, выхлебала целых три бутылки и совсем опьянела, но трясущимися руками заливала в себя четвёртую; пиво стекало по подбородку, лилось за пазуху, но остановиться девушка не могла, пока всё пиво не было истреблено.
16 ноября, четверг. Долгий путь под дождём
Всю ночь и утро бушевал ливень, превратив дороги и, казалось, всю страну в месиво из воды, грязи и манго (ураганный ветер сорвал с деревьев немало манго и они повсюду валялись в грязи). Геологи сказали, что сегодня транспорта не будет, так чтобы я возвращался вечером опять ночевать у них.
Я вышел в дождь. Первые два часа прогноз геологов оправдывался — не было ни самих машин, ни следов их, а редкие местные жители говорили, что дорога стала непроходимой. Я уже не думал ни 16-го, ни 17-го достичь Кигомы — как вдруг меня подобрал джип на пять километров, за рулём был узкоглазый белый человек.
— Откуда? — спросил он меня.
— Из России, — отвечал я.
— А я китаец, — обрадовался он, — соседи, земляки!
Китаец работал здесь над улучшением дорог. Особого улучшения пока не просматривалось, и через пять километров он свернул куда-то — вероятно, на свою базу, — а я обнаружил на повороте чайную лачугу и спрятался в неё пить горячий чай, поскольку сильно промок.
Но не успел я съесть два приобретённых там пончика, как послышался шум машины. О, джинны, рабы Аллаха! из дождя выплыл "Лендровер" с кузовом! Я выбежал из чайной комнаты, побросав чай и пончики, и было это очень вовремя. Лендровер имел надпись "Police", спереди из него торчала трёхметровая антенна, а в кабине ехало трое танзанийцев, один из которых был с автоматом, а другой, англоговорящий строгий господин в форме, наверное, местный полицейский генерал. В кузове машины сей сидело уже шесть замёрзших, мокрых пассажиров, и я пристроился седьмым. Мы прорубались сквозь стену дождя, как подводная лодка, вода была сверху и снизу, а трёхметровая антенна ещё и выколачивала воду из мокрых веток деревьев, смыкавшихся над узкой дорогой.
Это была единственная машина на Кигому в этот день, ведь там 360 км — фантастическое расстояние! По пути мы встречали застрявшие в грязи грузовики, которым проехать это расстояние дай Бог за двое-трое суток. По сторонам дороги шли редкие мокрые деревни и лагеря беженцев из Конго-Заира; кузова с гуманитарной помощью, направлявшиеся к ним, тоже тонули в грязи. Моя полицейская машина ехала даже чуть дальше Кигомы, в посёлок Уджиджи, куда я и прибыл, абсолютно мокрый, в весьма позднее тёмное время.
Здесь, в Уджиджи, за 130 лет до меня побывал Давид Ливингстон, известный исследователь Африки, передвигавшийся по ней не автостопом, а пешим ходом. В 1840 году он начал путешествовать по Африке и бродил там почти всю оставшуюся жизнь (с двумя небольшими перерывами). Он впервые в истории науки пересёк Африку в южной её части, от Анголы до Мозамбика, открыл несколько больших африканских озёр, и всё мечтал отыскать истоки Нила. Величайшие дожди, превращавшие всю твердь в жидкость, вражда арабов и европейцев с местными племенами, делали путешествия утомительными: от побережья до Танганики нужно было тогда добираться почти год. Эпидемии делали безлюдными целые местности. В 1871 году Ливингстон застрял на берегах Танганики, не в силах продолжать дальнейшие путешествия из-за болезней и отсутствия припасов; ящик с хинином (единственным в то время средством от малярии) у него кто-то украл, а новые лекарства достать в глубине континента было нельзя. В Европе многие думали, что Ливингстон уже давно умер — несколько лет от него не поступало вестей. Но тут на поиски оного отправился другой первопроходец-исследователь Африки, Стэнли, и обнаружил Ливингстона, привёз ему всякие припасы и хинин. Встреча их произошла здесь, в Уджиджи.
В честь этого здесь должен был быть так называемый "мемориал Ливингстона". Но найти мемориал сегодня не удалось, было весьма темно, а местная уджиджинская молодёжь задиристо предлагала мне поделиться шиллингами, на что я не соглашался.
Решил найти церковь и переночевать в ней. Так как было уже поздно и церковь была закрыта, местные помощники повели меня домой к священнику. Католический священник лет сорока оказался весьма передовым человеком и принял меня в
