до полутора аршина длиною, обращены были к кургану. Три таковые орудия приготовлены были к пальбе, а другие, по сторонам их находящиеся, были скрыты под покрышками, сделанными из циновок, с намерением ли не обнаружить их достоинства или чтобы сырость воздуха не повредила их, представляю судить о том другим, а я не осмелился более осматривать пушек, дабы не возбудить подозрения в окружающих сии орудия ратниках, которые могли бы от сего узнать, что я любопытный иноземец. Тут же лежали большие литавры, носимые четырьмя человеками на шестах, крестообразно расположенных. Воины начали уже становиться в ряды, за которыми в недальнем расстоянии находились палатки из синей китайки для военачальников. Окинув все сие взглядом, я отправился к моей повозке и ожидал прибытия на курган тех особ, которые будут осматривать войско. На востоке небо начало уже бледнеть; луна потеряла свой блеск и, склонясь к западу, потускла. Фонари у рядов все были спущены и погашены. Наконец, назначенные гуандием для осмотра войск, в носилках, прибыли и вошли в палатку, стоящую на кургане. Главный из сих сановников приказал спустить фонари, висевшие по сторонам. Воины уже стояли в направлении от востока к западу в три очень длинных ряда. Странный звук буреней, у кургана произведенный, повторен был в оных. После сего из трех против кургана стоявших пушек сделаны три выстрела, один за другим. Постараюсь удовлетворить любопытство читателей рассказом странным и занимательным для воина. Признаюсь, я не был при сих пушках, когда из них стреляли, но слышал от тамошних пушкарей, что когда хотят выстрелить из пушки, то кладут в дуло так называемый да-яо, или порох, составленный из большой части угля, смешанного с малыми частями селитры и серы, и грубо обработанный, и на затравку сыплют хороший порох, с большею частию селитры составленный. Когда же от прикосновения из сученой бумаги свитого фитиля к затравке огонь проникает в пушку, в то время да-яо начинает шипеть, а пушка двигаться взад и вперед, и спустя минуту и более после сего огонь вылетает из пушки. Вероятно, и тут то же происходило, но за отдалением я заметил только, что пушки возвышены были под углом 20 и более градусов, как то казалось по огню и дыму, показавшимся после выстрелов. За пушечною пальбою последовала ружейная, но стреляли не все ратники, а лишь один двадцатый, начиная от средины рядов к концам оных; каждый ряд стрелял по очереди; причем оные подвигались вперед при беспорядочном ударении в вышеупомянутые большие литавры. Такая ружейная пальба повторялась до шести раз. Когда же ряды дошли до предназначенного места, тогда все воины подняли общий крик, повторенный раз до пяти. После сего ряды начали отступать, также при беспорядочном бое литавр, производя по-прежнему ружейную пальбу, а возвратясь на прежнее свое место, все производили беспорядочный беглый огонь, причем задние ряды держали ружья кверху под углом 60 или 70 градусов, дабы выстрелами не нанести вреда товарищам, стоящим впереди, и чтобы да-яо не высыпался из дул ружейных, ибо дайцины не знают, что значит прибивать заряд, и даже не имеют в употреблении шомполов. Таким образом сия часть пехоты, состоящая из 20 000 воинов, кончила свои действия. Между тем конница, чиновники и простые воины стояли по правую и левую стороны кургана у главных знамен, расположенных в виде небольших дуг. Конница сия, по данному буренями (улиткообразными раковинами. —
В. М.) знаку, переехала на противоположные стороны в совершенном беспорядке: всадники, имевшие быстрых коней, опережали тех, кои, сидя на клячах, едва тащились. Сим бегом заключен был смотр. Сановники, делавшие смотр, отправились домой, а вслед за ними начали расходиться военачальники, чиновники и ратники в совершенном беспорядке. Воины, имеющие ружья, одеты были в голубые китайчатые полушубки, отороченные белою китайкою, и одежда сия отличала стрелков от прочих воинов, не действовавших на смотре, но стоявших в рядах только для счета.
Под названием ружья должно представить себе железное в аршин дуло, толстое и от неупотребления и небрежения почерневшее, прикрепленное к деревянной ложе, без шомпола и курка. Последний заменяется загнутым, раздвоенным железным прутом, в который вкладывается бумажный населитренный фитиль. Сим фитилем запаляется порох на полке, совершенно открытой.
Вот каков был главный смотр дайцинских войск. Я описал его в том самом виде, в каком оный представился мне на поле Янь-шень-ва, совершенно без всяких прикрас».
4. Письмо короля Рио-рио
Просвещенные читатели мои, без сомнения, с любопытством взглянут на письмо короля Сандвичевых островов Рио-рио, сына короля Тамеамехи, писаннное на французском языке секретарем его г. Ривом к блаженной памяти императору Александру I в 1820 году. Хотя секретарь Его сандвического величества и называет себя французом, но слог и орфография письма сего обличают его в противном, и, судя по фамилии его Rives, можно почесть его за англичанина, долгое время жившего в колониях французских.
Я счел нужным напечатать как подлинное письмо короля Рио-рио на французском языке без всякой перемены, кроме исправления некоторых грубых грамматических ошибок, так и близкий перевод оного.
Перевод письма короля Рио-рио к императору Всероссийскому
25 марта 1820 г.
Его Императорскому Величеству ИМПЕРАТОРУ ВСЕРОССИЙСКОМУ.
Государь!
Слыша, что Ваше Величество были всегда весьма добрым и очень великодушным Монархом, я полагаю, что Вы никогда не дозволите подданным Вашим делать зло кому-либо безнаказанно.
Я посылаю письмо сие через посредство находящегося здесь ныне Генерального консула Вашего Г. Добеля, дабы известить Ваше Величество, что Российско-Американская компания поступает весьма неприязненно со Мною, ибо она отправила корабли и людей, с тем чтобы завладеть одним из островов Моих, называемым Вахоо; кроме сего, компания сия утверждает, якобы она купила у короля Томарей остров Атувай; основываясь на сем, она домогается владеть сим островом и требует уплаты за одно судно с грузом, у них разбившееся на Наших берегах. Но поелику король Томарей есть данник Наш, то он и не имел никакого права продавать остров сей; равномерно и требовать вознаграждения за груз, уже проданный, и за судно, которое самими русскими разбито на берегах Наших, весьма несправедливо. Посему Я совершенно уверен, что Ваше Величество выслушаете жалобы Мои и не дозволите впредь подданным Вашим приезжать в виде неприятелей к народу, который всегда желает мира и дружбы с Вашим Императорским Величеством и со всем светом.
Твердо уповая на благость и на величие души Вашей, Я прошу, дабы Мы были друзьями и дабы Ваше Императорское Величество оказали Мне помощь и покровительство Ваше для поддержания власти и престола Моего, оставленного Мне одному отцом Моим Тамеамехою,
