Стивен Грэхем - Непознанная Россия
Я вошел в собор, похожий на картинную галерею. Марии были увенчаны венчиками из роз. Крестьяне падали перед ними в безмолвном обожании. Из всей этой торгующейся, на первый взгляд совершенно светской толпы ни один не пропустил службы, не преминул отдать поклон символам веры.
В наружные стены собора вделаны иконы, к ним поодиночке подходят крестьяне, осеняя себя тройным крестом во имя Отца, Сына и Святого Духа. Я долго смотрел на них, не смея оскорбить такое благочестие видом фотокамеры.
О крестьянской нежности свидетельствуют рукописные ростовские иконы и железные, поделенные на квадраты ворота в Кремль. Каждый квадрат отражает определенный сюжет — весьма старинные то и едва различимые изображения — краски сильно пожухли да и у ворот темно. Ворота сходятся подобно воротам в сарай и запираются в середине. С одной стороны ворот — покрашенная розовой краской кремлевская стена, с другой — темный переход. Из всех картинок мне понравилась та, где на ветке сидит ворона, она самая забавная и сохранилась лучше других. Надпись гласит: «Я пою, чтобы облегчить печаль». Вот еще картинки на воротах:
что-то вроде Ваньки-встаньки: яйцо на ножках, надпись: «Наконец-то он взобрался на гору»;
держащий меч медведь, говорящий: «Кто забрал мое ружье?»;
орел и пушка, надпись: «Я не боюсь ни того, ни другого»;
лиса в капкане: «Пойманной лисе гуся не утащить»;
крестьяне подходят, разглядывают картинки, отпускают шутки: «Ну и лиса! Поймали ее, а, соседушка? Каково-то ей, а?»
Three Lyavlya Friends
Old gates of the Kremlin, Rostoff the Great
* * *
Когда я вернулся в гостиницу, хозяин осведомился у меня:
«Ну, как вам город?»
Я ответил, что город мне понравился. Особенно отметил его святость.
«Верно, — согласился хозяин. — Дьявол-то сюда заходил, да только испугался крестов и повернул назад. Давно это было, до меня еще. Теперь той святости уже нет, много нечисти развелось. Может, и вы дьявол, откуда мне знать?»
«У вас же есть мой паспорт», — отбивался я.
«Паспорт! — воскликнул он. — Святые приходят без паспортов, зачем они им? А вот дьявол знает, где ему найти паспорт, коли будет ему в том нужда».
Я рассмеялся.
«Вот вы, — продолжил хозяин, — вы интересуетесь благочестием, значит, сами вы — не святой».
«Согласен. Меня интересуют люди более благочестивые, чем я, вот вы, например».
Он широко улыбнулся.
«Хитро», — заметил он, помолчал и спросил, много ли святых я встречал на своем пути.
«Отнюдь, — ответил я. — А здесь кто самые святые — пустынники?»
«Это которые носят цепи и исцеляют наложением рук? Да, есть один такой, живет на чистине возле Семибратово, шестнадцать верст отсюда. Он принял обет молчания и не вымолвит ни слова до самой смерти. Сходите, может, он вылечит ваши ноги, я вижу, они сбиты, вы носите такие жесткие лапти. Зовут его Исидор, по имени святого, чьи чудотворные мощи здесь покоятся. Какие чудеса мощи творят, те и Исидору подвластны, так крестьяне говорят».
«Посвящен ли он в сан? Одобряют ли его священники?»
«Да нет, он простой крестьянин. Попы раньше часто ходили спорить с ним, но, когда увидели, какая у него целительная сила, пришлось им признать, что он благочестивее их».
Я посетил Исидора. То был истощенный старик с косматыми сединами, длинными ногтями. Жил он в избе, обыкновенном сосновом срубе. Единственной мебелью, заслуживавшей этого имени, оказались трехногий стул и стол. Исидор лежал плашмя перед громадным березовым крестом, воздвигнутым в переднем углу. Одет он был в рваную сатиновую рубаху и штаны, в прорехах виднелось старое его темное тело. Черные цепи с такой силой прижимали его к полу, что, казалось, он брошен в темницу на смерть. Он лежал распростертым, возможно, и оттого, что так легче было переносить эту страшную тяжесть, и все же звенья цепи продавили глубокие темные впадины в хрупком его теле.
«Здравствуй!» — произнес я громким голосом.
Он ничего не ответил.
«Снова здравствуй!» Исидор не шевельнулся, возможно, он дал обет не только молчания, но и неслышанья. Он как будто был уже мертв.
«Уходи, — сказала от дверей какая-то женщина. — Он сейчас с Господом».
Я послушно вышел.
«Чего тебе нужно?» — спросила женщина.
«Я только хотел его увидеть».
«Он к тебе повернулся? Знак какой-нибудь сделал?»
«Нет, ничего такого. Он как будто умер».
«Он и без твоих слов знает, зачем ты явился, и если бы то было что-нибудь доброе, он бы повернулся. А он сейчас с Господом, молится за мужика . Он страдает, чтобы мы не страдали, молится за нас, когда мы не умеем молиться».
«А сколько ему лет, тетушка?» — спросил я.
«Семьдесят восемь, хвала Богу».
«Так он скоро умрет. Скажи мне, а что случится, когда он умрет? Похоронят его, как других мужиков, или то будет особая могила?»
«Его могила не будет могилой святого, поп не хочет».
«А цепи? — продолжал расспрашивать я. — Их похоронят вместе с ним? Трудно будет их снять с него».
«Нет, их снимут. Цепи ждет другой человек. Их не хоронят. Святой Исидор получил их от святого Степана, а тот — от святого Иоанна. А вот крест положат в могилу».
~
Глава 44
СВЯТАЯ РУСЬ
В какой-то деревушке среди лесов мне рассказали о молодой страннице, умершей по дороге в Соловецкий монастырь. Она была чудный цветок, чистый, благочестивая, посланная на Землю, где некому было оценить ее красоту. Выпорхнула из темной, полной тайн земли, погибла и вернулась во тьму. Природа не оценила ее, Россия не ревновала ее к смерти.
В России много таких женщин. Они расцветают, гибнут и вновь расцветают на дороге жизни. Вот где сила, питающая русскую нацию, вот где дух, питающий ее красоту. Появляются они на свет в домах бедняков. Сильные женщины растят их, сильные мужчины живут рядом с ними. Растут они в скудости, работают по дому, гнутся на поле, кормят коров, качают люльки, рубят лес, пекут хлеб, убирают урожай, много молятся, ходят на богомолье. Они выходят замуж, вынашивают сильных детей, снова идут на богомолье, а потом умирают. Всю свою жизнь не забывают они Бога, ничем себя не пятнают, их никогда не искушает нечистый. В простоте и мире живут они, глаза их полны света, потому что душа их чиста. Благодаря им человек из лесов силен и счастлив, благодаря им сильна Россия. Благодаря им сияет солнце и поют птицы. Благодаря их благочестию мужчинам позволено оставаться мужчинами.
Как-то один священнослужитель сказал мне не без наивности: «Мужчина — то стена кремля, а женщина — церковь внутри стен. Войско засадило своих женщин внутри стен. Мужчины сражаются с внешним миром, пока женщины молятся за них. Женщина — священная и драгоценная часть расы. Пусть лучше пятеро мужчин погибнут, чем одна женщина». Сила и красота мужчин снаружи зависят от молитв женщин внутри.
