В. Цареградский - По экрану памяти: Воспоминания о Второй Колымской экспедиции, 1930—1931 гг.
— А как будет решаться проблема транспорта? Я имею в виду не только отправку партий к месту работ и их возвращение на базу экспедиции, но и перевозку, с побережья Охотского моря всех грузов и рабочих.
— Для переброски партий к местам летней работы можно закупить в Сибири лошадей. А весь основной груз перевезти зимой на оленьих упряжках по договорам с местным населением.
— А удастся ли закупить лошадей в Сибири? — продолжал уточнять Владимир Клементьевич. — И как быть с их перевозкой? Не лучше ли арендовать их у местного населения?
— В двадцать шестом и двадцать седьмом годах мы свободно закупали нужное количество лошадей для Алданской экспедиции в Томской и Омской областях, а частично в Забайкалье — монгольских. Думаю, что и теперь это удастся, если послать туда как можно скорее заготовителей и поручить им сопровождать купленных лошадей во Владивосток. На Охотском же побережье у местного населения лошадей мало. Да и поселки там небольшие, встречаются очень редко. Хорошо, если найдем десятка два лошадей. Поэтому закупать — надежнее.
— Ну что же, — подвел итог нашей беседе Котульский, — готовьте срочно для официального утверждения план, смету. Времени действительно остается мало. И главное, немедля, буквально с завтрашнего дня, начинайте подбирать и оформлять людей, агитировать геологов. От подбора руководителей партий, сами понимаете, зависит выполнение многих намеченных задач. Что касается выделенных на организацию экспедиции средств — должно хватить. Действуйте! — и, пожимая мне руку, Владимир Клементьевич добавил — В случае затруднений заходите ко мне без стеснения, чем могу — помогу. А по хозяйственным вопросам зайдите к Шуру — моему заместителю. Окрыленный, я зашагал к кабинету Шура.
…Карл Моисеевич Шур оказался моложе В. К. Котульского. Он не был геологом… Его недавно направили в Инцветмет на административно-хозяйственную работу.
Шур встретил меня радушно, со словами:
— Товарищ Котульский только что звонил. Просил помочь вам с оформлением и снаряжением экспедиции. Он сказал, что экспедиция должна выехать как можно быстрее во Владивосток, чтобы успеть к отплытию парохода.
Я подтвердил это, пояснив, что в противном случае пропадет сезон геологопоисковых работ. Мы наметили план дальнейшего сотрудничества с ним. Шур дал мне немало полезных советов, и, условившись о следующей встрече, мы расстались.
Экспедиция формируется
Рабочий день в институте давно закончился. Гулко раздавались мои шаги по опустевшим коридорам. Я шел, испытывая двойственное чувство: с одной стороны, меня охватывала гордость за оказанное доверие и радость от того, что экспедиция состоится; с другой — я был ошеломлен огромной ответственностью, грандиозностью задач, возложенных на нашу экспедицию и на меня лично.
Апрельский день угасал, когда я спустился по широкой лестнице величественно-прекрасного, здания Геолкома, так хорошо знакомого мне еще со студенческих времен, когда я работал у профессора Рябинина. Ведь я мог бы продолжать свои занятия палеонтологией, а вместо этого еду на Колыму, на край света — искать золото. Подтвердятся ли наши предположения о его больших перспективах? Оправдаются ли крупные затраты на организацию экспедиций? Все эти мысли теснились в моей голове.
Хотелось пройтись пешком до Невского проспекта, остыть, привести в порядок мысли, немного проветриться. И я медленно направился к набережной.
Легкий ветер принес с Невы чуть уловимый аромат весны — запах влажной свежести не то от освободившейся ото льда реки, не то от оттаявшей земли. Этот весенний дух будоражил, звал к странствиям, туда, на Север, в тайгу.
Незаметно я вышел на набережную Невы и направился вдоль гранитного парапета к мосту Лейтенанта Шмидта. Шире открылся горизонт. Приятно, освежающе веял ветерок. Сколько раз уже проходил я здесь, будучи студентом!.. А когда еще придется мне вновь увидеть набережную Невы?!
Заметно смеркалось. Крыши и верхние этажи зданий на противоположной стороне Невы еще были освещены, и в низких окнах отражалось пламя вечерней зари. Вдали блестел купол Исаакиевского собора. Закатное небо затягивалось сверху пепельными и серебристыми тучами. Выше, между туч, темнеющее небо слабо светилось, словно откуда-то изнутри оно излучало зеленоватый свет, тускнеющий в вышине.
Пленительная красота вечера, тихие волны музыки Грига, плывущие из чьего-то открытого окна, настраивали на лирический лад. Невольно вспомнились стихи…
…Было это небо, как морская карта.Желтый шелк сегодня, пепельный вчера…Только в Ленинграде на исходе мартаИ бывают эти вечера!..
Нет, не только в Ленинграде такие светлые вечера! Как неповторимо очарование белых ночей на далекой Колыме! И любовь к родному Ленинграду уже не могла заглушить неодолимой тяги к тем краям…
Мысли снова вернулись к предстоящей экспедиции. Но они уже были другими. Скорее, скорее за работу! И торопливо шагая к остановке трамвая, я чувствовал, как мне необходимо быстрее увидеть свою жену Марию Яковлевну и Евгения Ивановича Игнатьева, жившего с нами в соседней комнате. Мне не терпелось рассказать им все, поделиться своими мыслями, планами, чтобы вместе начать обдумывать, обсуждать все вопросы, связанные с предстоящей экспедицией.
Нужно сразу заняться оформлением планов, смет, списков состава экспедиции, снабжением, заказами снаряжения. Сколько предстоит дел в самые сжатые сроки!
Припомнилось, как неоднократно в Южно-Алданской и в Первой Колымской экспедициях мы испытывали трудности из-за отсутствия, казалось бы, незначительной мелочи. Например, рабочие Алданской экспедиции (многие из них были горожанами или крестьянами, не знающими условий походной жизни), коллектор, да и я, очень нуждались в починочном материале. При ходьбе по острым обломкам камней в осыпях одежда и обувь быстро изнашивались. Прохудившиеся подошвы и головки ичиг [5] нечем было зашить. Ни кожи, ни дратвы или хотя бы суровых ниток, ни вару, ни кусков брезента у нас не было. Начальник экспедиции и заведующий хозяйством упустили это из виду или не завезли по незнанию. Особенно плохо становилось осенью, когда начинались заморозки. Нам приходилось затыкать дыры в обуви сухой травой, которая крошилась, вылезала, вынуждая на ходу переобуваться, чтобы заменить ее. В походе даже при небольшой заболоченности обувь быстро промокала, и ноги зябли. Мы чертыхались. Не меньше нас мучились и конюхи. Нечем было сшивать сбрую, которая от частых переходов через густые заросли кустарников и леса тоже быстро изнашивалась. Приходилось примитивно связывать, ее веревками, которых, кстати, тоже не хватало.
