Александр Сорочинский - В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски
Издалека вырисовывалась картина «дымящейся» реки. Создавалось впечатление, что эту часть Подкаменной Тунгуски заволокло белёсым дымом только что потушенного рядом таёжного пожара. Или можно было предположить, что река средь бела дня под прямыми лучами солнца продолжала быть окутанной по каким-то причинам не желающим таять утренним туманом. При дальнейшем приближении чёрно-белое изображение порога стало постепенно меняться на – яркое, разноцветное. Большое облако находившихся в воздухе водных капель, висело дугой над порогом во всю ширину реки, высотой до двух метров над её серединой. Оно играло в солнечных лучах всеми цветами радуги, Я невольно залюбовался красивой, величественной картиной, нарисованной кистью самой природы. Иногда эти цвета группировались, образуя небольшую радугу над каким-то небольшим участком реки, или над всей Подкаменной Тунгуской от берега до берега. В очередной раз пожалел, что не умею рисовать.
Однако красоты природы не смогли заглушить, начавшего появляться где-то глубоко в подсознании, неясного чувства какого-то: то ли волнения, то ли неясной тревоги. Я решительно отогнал «червей сомнения», считая, что колебания в таком опасном деле губительны, и действовать надо твёрдо и решительно. Все раздумья допустимы только до принятия решения: делать, или не делать. Памятуя удачные прохождения предыдущих шивер, ни секунды не колеблясь, твёрдой рукой направил своё лёгонькое судёнышко к стремнине реки, чтобы, как обычно, попасть в самую пасть переката по наиболее безопасной середине потока, по стрежню слива.
Подкаменная Тунгуска начала увеличивать скорость, это было мне знакомо, и не вызвало особого волнения, лишь отметил это про себя, не меняя расслабленного положения тела.
Однако, когда скорость течения, по моим расчётам, достигла обычного максимума, стремнина вдруг, как сильный живой зверь, подхватила лодчонку, словно невесомую щепку, и со всё увеличивающейся и увеличивающейся скоростью потащила её на пороги. Река начала просто скатываться по наклонному каменному ложу дна.
Значительный уклон Подкаменной Тунгуски виден был уже невооружённым глазом. По кустам на берегу, мелькающим, как в детском калейдоскопе, было понятно, что пройти этот бурунный участок реки «как обычно» не удастся, и что это уже не шивера, а настоящие пороги!
Я понял, что лучше всего сейчас пристать к берегу и хорошенько осмотреть этого дикого зверя – новый порог. Меня всегда согревала мысль, что в критической или непонятной ситуации могу повернуть свою моторную лодку к берегу и через считанные секунды пристать к нему. Но в этом случае проснулся слишком поздно. Просто не мог предположить подобной ловушки.
Вдоль берегов уже мелькали кипящие буруны валунов порога. Путь туда был перекрыт. Если бы я попытался повернуть в сторону берега, моего «Пеликана» ударило бы бортом о камни и неминуемо перевернуло на первом же валуне. Да и сама стремнина не была ровной и спокойной. Её в беспорядке пересекали пенящиеся, бурлящие водяные валы, покрытые слоем блестящего разноцветного бисера водяных брызг. Эти валы перекидывали казавшуюся теперь невесомой лодчонку друг другу, как волейболисты мяч. Мне приходилось наклоняться в разные стороны, чтобы сохранить равновесие лодки и уберечь её от переворачивания. Развернуть «Пеликана» в обратную сторону уже не успевал. Да если бы и было время, то лодку, скорее всего, перевернуло бы прямо во время такого разворота точно так же, как и при попытке повернуть к берегу, а силы «Ветерка-12» всё равно не хватило бы, чтобы преодолеть стремительно мчащийся по наклонному дну реки поток.
Я понял, что попался. Но разве мог предположить такую силищу у не очень-то и большой, до этого момента довольно спокойной реки!?
А теперь мне оставалось выбирать наиболее безопасный путь в направлении, повелительно указанном неудержимо несущей лодчонку стихией стремнины Тунгуски. Рокот водного потока, с силой продиравшегося сквозь камни порога, перешёл в сплошной рёв. В нём потонули отдельные звуки. Водные брызги и гребешки бурунов попадали в глаза, которые я и протереть не мог, потому что обе руки были заняты: держался одной рукой за румпель, а другой – за верёвку, пропущенную по борту лодки. В результате я почти не видел ни берегов, ни реки впереди и сзади «Пеликана».
В течение нескольких минут я очутился в другом незнакомом, враждебном мире, в котором стремительный поток реки насильно тащил меня на порог. В эти самые минуты со всех сторон была видна только вода, лишь на мгновенья приоткрывавшая свою блестящую разноцветную завесу, готовую превратиться в погребальный саван, созданный озверевшей на время прохождения порогов Тунгуской, для обёртывания очередного попавшегося ротозея.
Ощущение изолированности от внешнего мира, полёт – падение в бездну в окружении красивого разноцветного переливающегося на солнце всеми цветами радуги облака водной пыли и брызг, разными способами ограничившего для моих глаз видимость, было очень неприятным. В этом было что-то похожее на скатывание на санках, с высокой снежной горы, с завязанными глазами в неизвестность, например, к трамплину, высота которого неясна. Правда, иногда, на мгновенье повязка на глазах приоткрывалась. Сердце временами замирало, как при движении вниз на качелях, с тем отличием, что добавлялось ощущение неизвестной опасности.
Лодка неслась к порогу со всех сторон окружённая водой. Под ней была река, сверху накрывало туманное облако пыли и брызг, а вокруг – почти слившиеся воедино: водные валы волн, белые гребешки бурунов и брызги с пылью. Видневшаяся издалека небольшая белая пенка посреди потока слива, превратилась в длинный, довольно широкий бурунный шлейф, тянувшийся от начала порога до самого плёса.На пороге © иллюстрация Ольги Бедрицкой
Даже самые серьёзные пройденные сегодня шиверы были, по сравнению с этим порогом, небольшими перекатами, а каменных гряд, так плотно перегораживающих реку, подобных этой – я ещё не встречал.
Если предыдущие преграды можно было сравнить с игривыми, слегка царапающимися домашними кошками, то эта – была диким неукротимым тигром, к встрече с которым я не был готов.
Самоуверенность и сонливость мигом улетучились. По спине пробежал лёгкий озноб. Мозг, почувствовав неожиданную реальную опасность, исходящую от мощной стихии, мгновенно мобилизовался. Тем более что времени на раскачку уже не оставалось, его отсчёт до встречи с грозным врагом пошёл на секунды. Все мышцы напряглись, тело стало лёгким, готовым к борьбе. Взгляд приобрёл необычную зоркость – я мог разглядеть даже небольшие кусочки коры деревьев, проплывавшие через слив в нескольких десятках метров передо мной. Мысль лихорадочно заработала, пытаясь возможно быстрее выявить источник наибольшей угрозы и способы борьбы с ней.
