Александр Сорочинский - В таёжных дебрях Подкаменной Тунгуски
С этого момента и до самого окончания «лучения» я лишь наблюдал за устроенной мне демонстрацией одного из древнейших видов рыбной ловли. Удовлетворив рыбацкий азарт, и полностью закрыв днище лодки рыбой, охотники прекратили «лучение», завели мотор и довезли меня до отрядной базы. На прощанье одарили несколькими крупными рыбинами весом от одного до трёх килограммов, среди которых попался и один легендарный таймень, которого тщетно пытались поймать на приманку – «мыша» на донную удочку геологи из отряда Гагарина.
Уже находясь километрах в пятидесяти от фактории Ошарово, в свой выходной день решил съездить на своём «Пеликане» по низкой воде на базу. Погода стояла хорошая, солнечная и тёплая, и я с удовольствием прокатился по спокойной обмелевшей и ставшей намного уже, чем весной, реке. Плыл с максимальной скоростью, старательно обходя мелководные участки с белыми бурунами. Доехал за полтора часа, не порвав ни одной предохранительной шпонки на моторе. На базе взял необходимые продукты и вещи для своего отряда, встретился с геологом соседнего отряда Иваном, сероглазым, светловолосым атлетом.
Иван окончил геологический факультет МГУ на год позднее Гагарина, Плетнева и Проскурина и работал на Подкаменной второй год. Полевая работа была для него мучением, потому что у него началась (а может быть, и раньше была) аллергия на комариные укусы. Каждый укус образовывал огромный, долго не проходящий, нестерпимо зудящий красный волдырь на его теле. При расчёсывании Иван расцарапывал в кровь кожу. А так как при любом способе защиты несколько десятков комаров в день всё равно кусали любого, находящегося в здешних местах человека, то всё тело Ивана было постоянно покрыто вспухшими красными бугорками.
Его не посылали в полевые отряды, он работал в Ошарово с камеральной группой, старался не снимать противоэнцефалитный костюм, густо смазывал «Дэтой» открытые участки кожи, но, тем не менее, несколько комариных укусов в день неизбежно получал. Ему предлагали сменить только что полученную профессию, но он пока не решался, да и обидно было осознавать, что пять лет, учился впустую.
Решили посидеть с ним на берегу реки, выпить спирта, поговорить о таёжной жизни, обменяться мнениями и поделиться впечатлениями о проходящем сезоне. В дружеской беседе Иван поведал о своей уже двухлетней любовной связи с геологом – камеральщицей Зоей. Об их любви знала вся экспедиция, включая начальника. Они контрастно смотрелись рядом друг с другом: высокий, широкоплечий, плотный, бывший тяжелоатлет Иван, и низенькая, хрупкая как тростинка, узкоплечая Зоя.
Борис Константинович никому не читал моралей, и смотрел на эти серьёзные и несерьёзные связи в экспедиции сквозь пальцы, хотя было время разбора таких отношений на профкомах, парткомах, месткомах и прочих всенародных …комах. Иван был женат и утверждал, что любит и жену. Сначала он метался между женой и любовницей. Затем успокоился, философски решил: «Пусть всё идёт, как идёт», и жил в Москве – с женой, а во время полевых работ – с любовницей. Надо признать, что он выбрал самый удобный для себя вариант. А уж знала или нет жена о существовании Зои, Иван умолчал, да я и не допытывался.
Зоя постоянно находилась на экспедиционной базе в Ошарово, в тайгу не ходила, хотя очень хотела. Иван попросил меня взять её с собой в маршрут пару раз, тем более что последние маршруты должны были выполняться из Ошарово. Я клятвенно обещал, и впоследствии «выгулял» Зою в тайгу. Правда только один раз, так как она с непривычки очень устала, сбила ноги и больше пойти не смогла.
Через пару часов дружески простились и я, согревшийся и разомлевший, в прекрасном настроении, подставив лицо приятно освежающему встречному ветерку, поплыл в обратный путь, теперь уже не обращая никакого внимания ни на глубину реки под лодкой, ни на белые буруны порожистых участков. Моя невнимательность была быстро наказана. Примерно через километр пути мотор взревел на холостых оборотах – порвалась первая предохранительная шпонка. Причалив к берегу, нос к носу столкнулся с начальником экспедиции Борисом Константиновичем. Надо же такому случиться, он в кои-то поры вышел половить рыбку, и я причалил прямо к нему в не совсем трезвом состоянии. Если бы нужно было попытаться срежиссировать такую встречу специально, то ничего бы не получилось!
Делать нечего, не повезло, значит, судьба моя такая. С видимым усилием произнёс: «Здравствуйте Борис Константинович! А я вот шпонку порвал о камни, сейчас буду менять!». Отчество своего шефа я выговорил с трудом, запинаясь. Почему-то под хмельком оно мне не давалось, и начальник экспедиции знал об этом. Борис Константинович внимательно посмотрел на меня: «Мне почему-то кажется, что до отрядной стоянки ты порвёшь ещё не одну шпонку!». Он как в воду смотрел! Я порвал ещё три шпонки. В результате прибыл в отряд только к вечеру, но настроение, несмотря на незапланированную встречу с шефом и множественные замены шпонок, было отменным. Я с удовольствием поделился им со своими товарищами. До поздней ночи мы сидели у костра, пили чай, шутили и смеялись.
Особенно развеселил их мой рассказ о встрече с Борисом Константиновичем. Коля хохотал до слёз, держась за живот, да и остальные члены отряда повеселились.
Наконец вся запланированная на сезон работа была выполнена, и все три отряда снова, как и в начале сезона перед заброской, собрались на базе экспедиции в фактории Ошарово. Все вещи были давно собраны, ждали только загодя заказанного вертолёта, который мог прилететь в любую минуту, а можно было прождать его и три недели. Как уж повезёт! Далеко уходить было нельзя. Теоретически в этот момент можно было съездить на место падения Тунгусского метеорита! А практически – конечно, нет. Вот если бы я знал, сколько дней вертолёт точно не прилетит, вот тогда…. Тогда бы и вся экспедиция туда рванула! А так, занимались в основном рыбалкой. По вечерам устраивали общие сборища в столовой с сопутствующими лёгкими возлияниями, иногда переходящими в крепкую пьянку.
В один из дней сходили на охоту на глухаря с геологом из соседнего отряда – тем же собутыльником Иваном. Нам удалось отыскать глухаря, который, с необычным сильным шорохом крупных крыльев, взлетел прямо между нами. Реакция у нас с Иваном оказалась хорошая, и мы, одновременно вскинув ружья, оказались на мушке прицела друг у друга! Ощущения были не из самых приятных: и быть на прицеле, и держать приятеля на мушке. Глухарь несколькими мощными взмахами своих сильных крыльев с размахом около метра покинул место нашей охоты на него. Вслед ему запоздало один за другим прогремели три выстрела: один из моей одноствольной «мортиры» и два из Ваниной двустволки. Удаляющийся мерный шорох могучих крыльев крупной птицы недвусмысленно рассказал нам о плачевном результате наших залпов. Мы огорчились, плюнули на дальнейшую охоту и вернулись на базу. Желания повторить охоту у нас больше не появилось.
