Жюль Верн - Малыш
Его приводил также в отчаяние кабриолет молодого джентльмена. Ох, этот кабриолет! Малыш не мог смотреть на него без отвращения. Казалось, графу Эштону доставляло удовольствие ехать со страшной быстротой по самым дурным дорогам, чтобы хорошенько помучить грума, едва удерживавшегося на своем неудобном сиденье. В хорошую погоду, когда можно было выезжать, например, в тильбюри, Малыш был счастливее — он сидел удобнее и сохранял равновесие. Но ведь хорошая погода так редка на Изумрудном острове!
Поэтому не проходило почти дня без муки, испытываемой в кабриолете, по дороге в Кантурк или в окрестности Трелингер-Кэстла. По этим дорогам за экипажем бегали оборванные, босоногие мальчишки, крича запыхавшимся голосом: «копперы, копперы!». У Малыша сжималось сердце. Он сам испытал нищету и сочувствовал нищим. Граф же Эштон отвечал оборванцам бранью или насмешками, стращая кнутом, если они подбегали очень близко. У Малыша всегда было желание бросить пищим несколько медных монет… Но он боялся возбудить гнев молодого графа. Однажды он не удержался. Хорошенькая слабенькая девочка лет четырех со светлыми локонами смотрела на него с мольбою, прося коппер. Коппер был брошен, в ребенок схватил его, радостно вскрикнув.
Этот крик был услышан графом Эштоном. Он поймал своего грума на месте преступления:
— Как смел ты это сделать, бой?
— Господин граф… эта девочка… так счастлива… из-за одного коппера…
— Ты и сам раньше бегал с ними по дорогам?
— Никогда! — вскричал Малыш, всегда возмущавшийся, когда его обвиняли в нищенстве.
— Зачем же ты бросил милостыню нищенке?
— Она так смотрела па меня…
— Я запрещаю тебе обращать внимание па детей, таскающихся по дороге… Запомни это раз и навсегда!
И Малыш принужден был исполнить приказание, хотя сердце обливалось кровью от такой черствости.
Но если он с этого дня старался не выказывать жалости к маленьким оборванцам и не бросал им больше копперов, то все же представился случай, когда он не мог совладать с собой.
Это было 3 сентября. Граф Эштон отправился в Кантурк в догксре. Малыш, по обыкновению, сопровождал его, сидя на этот раз спиной к молодому графу, со сложенными на груди руками и неподвижный, как манекен.
Экипаж доехал до селения без приключений. Молодой Пиборн остановился у главных магазинов. Его грум, стоя около лошади, едва удерживал ее, к великому изумлению мальчишек, смотревших с завистью на разукрашенного галунами лакея.
Около трех часов пополудни, дав наглядеться на себя толпе, граф Эштоп отправился обратно в Трелингер-Кэстл. Он ехал шагом, заставляя красоваться свою лошадь. Вдоль дорог бегали, по обыкновению, маленькие нищие с громкими криками «копперы… копперы!..» Видя, что догкер едет почти шагом, они решили бежать рядом. Но кнут, свистевший в воздухе, заставил их отказаться от этого намерения.
Один, однако, не отставал. Это был малютка лет семи с живым, веселым личиком, вполне ирландского типа. Хотя экипаж ехал тихо, ему приходилось все же бежать, чтобы держаться рядом. Его ноги были расцарапаны о камни, но он не обращал на это внимания, как и на угрожавший ему кнут. В руках мальчика был букетик полевых цветов, который оп предлагал взамен коппера.
Нечего и говорить, что граф Эштон кричал несколько раз, чтобы тот убирался, но он продолжал держаться у самых колес, рискуя быть раздавленным.
Стоило только поехать скорее, и маленький мальчик поневоле отстал бы. Но граф желал ехать шагом. Рассерженный упрямством ребенка, он ударил его хлыстом, который, обвившись вокруг шеи мальчика, протащил его несколько шагов за собой. Наконец, высвободившись, тот упал.
Малыш, соскочив с повозки, подбежал к ребенку, громко кричавшему от боли. Страшное негодование против графа поднялось в душе Малыша, и у него явилось желание проучить хорошенько жестокосердного Эштона, которому пришлось бы плохо, несмотря на то, что он был старше своего грума…
— Иди сюда, бой! — закричал граф, остановив лошадь.
— А ребенок?
— Иди сюда! — вскричал молодой Пиборн, размахивая хлыстом. — Иди или с тобой случится то же, что с ним!
Он хорошо сделал, что удержался от исполнения своей угрозы, так как неизвестно, что бы из этого вышло. Малыш и тут овладел собой. Сунув в карман мальчишки несколько пенсов, он сел в экипаж.
— Если ты еще раз позволишь себе сойти без моего приказания, я тебя накажу как следует, а затем выгоню!
Мальчик ничего не ответил, хотя глаза его блеснули.
С этого дня граф Эштон стал преследовать своего грума. Его подвергали всевозможным унижениям. Малыш испытывал теперь нравственные муки, заставлявшие его страдать не менее, чем прежние, физические; он чувствовал себя не менее несчастным, как некогда у Хард и Торнпиппа! Ему захотелось уйти из Трелин-герКэстла. Но куда идти?.. Разыскивать семью Мак-Карти?.. Но он о них ничего не знал, да и что могли они для него сделать, не имея сами ни кола ни двора. Во всяком случае, Малыш решил не оставаться более в услужении у Пиборнов.
К тому же его тревожила мысль о скором отъезде их из Трелингер-Кэстла. Грум, обязанный следовать за ними в Англию и Шотландию, должен был потерять всякий след Мак-Карти.
С другой стороны, его заботил Бирк. Что с ним тогда будет?. Бросить собаку на произвол судьбы мальчик был не в состоянии.
— Я возьму его себе и буду заботиться о нем, — говорила Кет.
— Вы очень добры, Кет, и я смело мог бы поручить его вам, платя, конечно, за его содержание…
— О, этого не надо! — вскричала Кет, — я ведь сама люблю эту собаку…
— Все равно, она не должна утруждать вас. Но если я уеду, я долго не увижу ее, может быть, даже и никогда…
— Почему же, дитя мое?.. Когда ты вернешься…
— Я не знаю, вернусь ли обратно в замок. Может быть, там, куда они едут, будут недовольны мною… или я сам уйду от них…
— Уйдешь?..
— Да, куда-нибудь, куда глаза глядят, как и всегда делал…
Бедный мальчик… бедный мальчик!.. — повторяла Кет.
— Я даже думаю, Кет, не лучше ли мне отказаться сейчас, уйти вместе с Бирком, поискать работы у фермеров… в деревне пли в городе… не очень далеко… у моря…
— Но тебе нет и одиннадцати лет!
— Ах, если бы мне было лет тринадцать… Я был бы большой и сильный… нашел бы работу… А как медленно тянутся годы, когда несчастен!
Так рассуждал Малыш, не зная, на что решиться.
До отъезда оставалось не более двух недель, и к нему начались приготовления. Думая о предложении Кет относительно Бирка, Малыш в то же время был озабочен мыслью об управляющем Скарлете, остававшемся на зиму в замке. Тот уже обратил внимание на собаку, подбегавшую к замку, и, конечно, никогда не позволит Кет взять ее к себе. Прачке придется, значит, продолжать кормить Бирка тайком. Если бы управляющий узнал, что эта собака принадлежит груму, он поспешил бы сообщить о том графу, который в свою очередь с наслаждением пустил бы в нее пулю!
