Герман Волков - Золотая Колыма
В первом разведрайоне новую линию, на девятнадцать шурфов, Билибин разметил ниже недостроенного барака Раковского. Она начиналась на горном берегу, у подножия мрачных гольцов, и спускалась к безымянному ключику, впадающему в Среднекан слева, в километрах десяти от его устья. Ее предстояло разведывать Дуракову, Лунеко, Чистякову, Луневу и Гарецу.
Вторая линия, на семнадцать шурфов, была расположена выше того же барака и недалеко от приискового стана. Билибин назвал ее «эксплуатационной», поскольку предполагалось, что здесь шурфы бить будут сами старатели, а их Юрий Александрович теперь с иронией величал «нашими эксплуататорами».
Эрнеста Бертина начальник экспедиции назначил прорабом второго разведрайона на левую вершину Среднекана, за шестьдесят километров от ключа Безымянного. В распоряжение Бертина были отряжены Алехин, Белугин, Павличенко, Мосунов и Майоров.
С ними, как условились на экстренном совещании, хотел отправиться Поликарпов, чтобы показать те места, где он, Сафейка и Канов в прошлые годы копали ямы и встречали знаки золота. Но Матицев, на которого возложили обязанности управляющего, навязал условие: Поликарпова отпустит, если кто-то из экспедиции будет его замещать.
Пришлось, по просьбе Юрия Александровича, впрягаться в эту лямку Раковскому, хотя у него в связи с перебазированием первого разведрайона и с большим разворотом работ на двух своих линиях дел хватало. Да и предчувствовал Сергей Дмитриевич, что в одной упряжке с неповоротливым Матицевым нарту не потянешь. Одна у него была надежда — на Кондрашова, скромного, добросовестного горного смотрителя, только что окончившего техникум...
Устраивать новый разведрайон вместе с Бертиным, его рабочими и Поликарповым выехали Билибин и Казанли. 23 февраля они перевалили хребет Бахаргычах и на другой день, в воскресенье, точно в 14 часов 9 минут, как отметил в своем дневнике Юрий Александрович, прибыли на развилку Среднекана, туда, где сливались два Среднекана — Правый и Левый.
Филипп Романович Поликарпов предложил немного подняться по Левому Среднекану и вывел их к давно заброшенному зимовью.
— Кто делал избушку, не знаю, и кто тут был раньше меня, тоже не знаю.
— Может, тот Кузнецов, что умер на Талой?
— Может. Но никаких шурфов мы тут не находили, никакого инструмента тоже... Зимовье, видать, охотничье. А может, кто и прятался.
— Не полковник ли Попов, который оставил записку в Сеймчанской церкви о золоте и каком-то водопаде...
— Кто знает, Юрий Александрович! Места тут глухие, кажись, одно зверье живет, ан нет — и люди друг от дружки, как звери, прячутся.
— А водопад, весьма возможно,— Среднеканский котел, который мы только что обходили. Как он летом-то, бушует?
— Бушует, Юрий Александрович, истинный водопад, попадешь в него — не выберешься.
— Ну, точно — Попов. И он из хитрости назвал Среднекан Среднеколымском, а мы с Раковским сразу-то не догадались, думали, ошибся полковник, Верхнеколымск выдал за Среднеколымск. А вы говорите, Филипп Романыч, золото здесь до вас не находили? И не искали?
— Может, и искали, но следа не оставили. Летом разве на косах мыли...
— Т-т-точно, Юрий Александрович! — вставил Эрнест Бертин.— 3-з-зимовье это — р-р-резиденция полковника Попова. А Кузнецова... тот на Талой не умер, его этот полковник убил. И все из-з-за з-з-золота. Якут Александров, видно, знал это, но Цареградскому не проговорился. И Сафейка знал. Не зря его Глущенко забрал.
— Успокойся, Эрнест Петрович,— усмехнулся Билибин.— Полковник — это не по нашей части, пусть ОГПУ ищет, а золото будем искать мы. Как, Филипп Романыч, найдем?
— О Кузнецове я, ей-богу, ничего не слышал и о полковнике не слышал,— заверил Поликарпов,
— А мы о них вас и не спрашиваем. Наше дело — золото искать. Найдем?
— Я все свои ямы покажу.
— Вот и хорошо. Будем считать, что это ваша вторая заявка. И будем надеяться, что Эрнест Петрович со своими молодцами полностью подтвердит ее.
Старое зимовье оказалось непригодным для жилья, его приспособили под склад. Начали рубить новое, которое на карту так и ляжет — Бертинское зимовье и долго будет служить пристанищем на тропе из Олы в Усть-Среднекан. На другой день Казанли с помощью Билибина определил его координаты.
26 февраля Билибин, Бертин и Поликарпов отправились на лыжах обозревать владения второго разведрайона. Филипп Романович был, как никогда, в ударе, охотно показывал и рассказывал. Много говорил и о себе, о своей родной Рязанщине, о семье, которая его там ждет, а он здесь вот уже десять лет без малого скитается, все надеясь разбогатеть да купить коровенку, лошаденку.
Билибин был очень доволен Поликарпычем и едва поспевал записывать за ним то, что касалось разведрайона:
«Первый раз прибыл я в Левый Среднекан в 1924 году, в феврале, вдвоем с Софеем, приступили к шурфовке, выбили четыре шурфа. Шурфы расположены так: один в ключике, который впадает в Среднекан с левой стороны как раз против палаток, глубина его до почвы восемь четвертей, почва — скала сланца, пласту золотоносного четыре четверти. Содержание приблизительно полдоли на лоток. Шурф били вдвоем с Софеем. Остальные три шурфа били в другом ключике, который впадает около устья Левого Среднекана. Содержание такое же, как и в том...
Второй раз я сюда прибыл в 1926 году с Бовыкиным и Кановым, в апреле, пробили 15 шурфов. Три — по ключу против палаток, расстояние между шурфами саженей 20. Содержание одинаково, как и в 1924 году. Один шурф пробили против избушки, посреди долины, глубиной до девяти четвертей, содержание около одной доли. Выше этого шурфа на двести саженей пробили в линию три шурфа, добили, глубина та же и содержание приблизительна то же, но в левом крайнем шурфе содержание лучше.
Пошли еще выше, около полверсты, нарезали в линию четыре шурфа, добили два в правом борту, остальные два не добили: вода помешала. Шурфы эти на таликах встретились первый раз. Вода отливу не поддается. В добитых шурфах содержание примерно три доли на лоток...»
Пользуясь сведениями Поликарпова, 27 февраля начали разбивку шурфовочных линий второго разведрайона.
«ОЧИ СОЮЗЗОЛОТА»
В новом году Раковский с прежней аккуратностью вел записи в своей тетради. Каждый день он контролировал работу на прииске и в своем разведрайоне, принимал старательское золото, решал массу больших и малых вопросов.
Разведка поначалу пошла неплохо. На второй террасе расчистили площадки, приступили к нарезке шурфов. «Продвигается хорошо»,— удовлетворенно отметил в дневнике Сергей Дмитриевич.
Намывка же велась вяло. Перестало фартить Сологубу и Тюркину. Многие, отчаявшись, бросали кайла и лотки, стали собираться с обратным транспортом в Олу. Сологуб пытался удержать своих артельщиков. Он, как и намеревался, наладил бойлер, но ольчане, не питавшие страсти к технике и за год соскучившиеся по женам, подались домой остались лишь неизличимый приискатель Канов да сам Сологуб.
