Джером Джером - Трое за границей
— Если он будет так нестись, — заметил Гаррис вслед Джорджу, — то упадет и убьется. Потом, я не уверен, что он знает дорогу…
Мне стало тоскливо и одиноко; поговорить было не с кем. Вдобавок, подумалось мне, я ведь с самых мальчишеских лет не наслаждался бе́гом с крутой горы. Интересно, подумалось мне, смогу ли я в зрелые годы испытать такие же ощущения? Трясет здорово, но, надо сказать, полезно для печени.
В тот раз мы заночевали в Барре, симпатичном маленьком городке по дороге на Св. Оттилию, занятный старинный монастырь, затерянный среди гор; прислуживают там настоящие монашки, а счет выписывает священник.
В Барре, незадолго до ужина, появился турист, похожий на англичанина. Он говорил на языке, подобного которому я никогда раньше не слышал, но язык был изыскан и благозвучен. Хозяин беспомощно уставился на вошедшего, хозяйка качала головой. Незнакомец вздохнул и перешел на какой-то другой язык, который стал мне что-то напоминать, но в тот момент я не мог сообразить точно. Но гостя снова никто не понял.
— Что за дьявол, — сказал он себе в полный голос.
— Ах, так вы англичанин! — просияв, воскликнул хозяин.
— И месье устал, — добавила радостная хозяйка. — Месье будет ужинать.
Оба говорили по-английски отлично, почти так же как по-французски и по-немецки; они захлопотали вокруг незнакомца и устроили его с полным комфортом. За ужином он занял место рядом со мной, и я с ним заговорил.
— Скажите, — спросил я (мне было действительно интересно), — что это был за язык, на котором мы заговорили в самом начале?
— Немецкий.
— Вот как? Прошу прощения…
— Вы ничего не поняли?
— Должно быть, я сам виноват, — сказал я. — Мои познания очень ограничены. Пока ездишь, набираешься кое-чего то здесь, то там… Но это, разумеется, дело совсем другое.
— Но они-то ведь тоже его не поняли! — ответил он. — Хозяин с женой? А им-то родной ведь язык!
— Я так не думаю. Дети здесь говорят по-немецки, это так, и наш хозяин с хозяйкой его знают, в известной степени. Но в Эльзас-Лотарингии люди старшего поколения до сих пор говорят по-французски.
— Да, но ведь я говорил с ними и по-французски, — добавил он. — И они его поняли ничуть не лучше.
— Конечно, все это любопытно.
— Это не просто любопытно, — отозвался он, — в моем случае это непостижимо. Я имею диплом по современному языкознанию. Стипендию мне платили только за мои знания французского и немецкого. В колледже все отмечали, что грамматика и произношение у меня просто поразительны. И вот, когда я еду за границу, никто не понимает ни слова. Вы это можете объяснить?
— Думаю, да. Ваше произношение слишком безукоризненно. Помните, что сказал тот шотландец, когда первый раз в жизни попробовал настоящий виски? «Оно, может, и чистое, только пить все равно не могу». Та же история с вашим немецким. Он больше какой-то экспонат, чем язык. Если позволите, я бы советовал вам произносить как можно неправильней, и делать столько ошибок, сколько получится…
Везде то же самое. В каждой стране есть специальное произношение, разработанное исключительно для иностранцев — произношение, которое самим жителям даже не снится и которое они не понимают вообще, когда оно идет в ход. Однажды я слышал, как учительница-англичанка объясняла ученику-французу как нужно произносить слово «have».
— Вы его произносите так, — укоряла учительница, — как будто оно пишется «h-a-v». Но оно так не пишется. На конце пишется «е».
— Но я думал, — оправдывался ученик, — что «е» в слове «h-a-v-e» не читается.
— Больше так не думайте, — объясняла учительница. — Это так называемое немое «е». Оно выполняет функцию модификатора гласного предыдущего слога.
До этого ученик произносил «have» вполне корректно. Теперь же, дойдя до этого слова, он замолкал, собирался с мыслями, и произносил такое, о чем можно было догадаться только по контексту.
За исключением мучеников ранних веков христианства, я полагаю, немногим пришлось пройти сквозь такие мучения, сквозь которые прошел я, пытаясь добиться корректного произношения немецкого слова «Kirche». Задолго до того, как мне это удалось, я твердо решил, что чем ломать голову и язык, лучше вообще не заходить в Германии в церковь.
— Да нет, нет, — объяснял мой учитель (он был человек въедливый). — Вы говорите так, будто оно пишется «K-i-r-c-h-k-e». Нет там никакого «k». Нужно говорить…
И он снова, за утро в двадцатый раз, показывал мне как нужно говорить. Грустно было то, что я ни за что в жизни не смог бы уловить никакой разницы, как говорил он и как говорил я. Тогда он избрал другой метод.
— Вы произносите горлом, — объяснял он. (Он был прав, я произносил горлом.) — А надо, чтобы звук шел отсюда…
И толстым пальцем он обозначал область, из которой мне надо было извлекать звук. Возникавший в результате мучительных усилий звук ассоциировался с чем угодно, только не с местом отправления святого культа. Я извинялся.
— Боюсь, это сделать просто нельзя, — говорил я. — Видите ли, всю жизнь я говорил как бы ртом. Я вообще не знал, что человек может говорить желудком. Боюсь, не слишком ли поздно мне теперь переучиваться.
Часами практикуясь по темным углам и тихим улочкам, к ужасу случайных прохожих, я, наконец, добился корректного произношения этого слова. Учитель мой был в восторге, и я сам, пока не попал в Германию, был счастлив. В Германии оказалось, что никто не понимает, что я вообще имею в виду. Добраться до церкви мне не удалось ни разу. От правильного произношения пришлось отказаться и скрупулезно восстановить первое, неправильное. Тогда лица вокруг озарялись улыбкой, и мне говорили, что она за углом, или вниз по улице, где она там была.
Еще мне кажется, что обучать произношению иностранного языка можно куда эффективнее, если не требовать от ученика этих анатомических акробатических трюков, которые, как правило, невыполнимы и всегда бесполезны. Вас могут заставить сделать, например, такое:
«Прижмите миндалевидные железы к нижней стенке гортани. Затем выпуклой частью лингвальной перегородки, поднятой почти до, но не касающейся полностью язычка, концом языка попытайтесь дотянуться до щитовидной железы. Сделайте глубокий вдох и сомкните голосовую щель. Затем, не размыкая губ, произнесите «гару»».
И когда вы так сделаете, им все равно этого мало.
Глава XIII
Опыт исследования характера и образа жизни немецкого студента. — Дуэль по-немецки. — Применение и злоупотребления. — Точка зрения импрессиониста. — Комическая сторона вопроса. — Способ изготовления дикарей. — «Jungfrau»: особенности ее физиономических предпочтений. — «Kneipe». — Как «тереть Саламандру». — Совет путешественнику. — История, которая могла закончиться грустно. — О двух мужах и двух женах. — И об одном холостяке.По дороге домой мы заехали в немецкий университетский город, желая получить представление о студенческом образе жизни — любопытство, которое мы удовлетворили благодаря любезности немецких друзей.
