Вадим Бурлак - Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания

Зато молодые люди с кошачьей походкой никуда не спешили.

Они вкрадчиво предлагали побывать в отеле, где гарантируется неразглашение тайны. Где всех ждет «царство полной раскованности и наслаждения».

В витрине одного туристического агентства, рядом с призывом «стряхнуть обыденность будней и отправиться на поиски приключений в дальние края», на желтой доске синими буквами было написано изречение английского путешественника XIX века Джона Дундаса Кокрена:

«Куда бы ни привел тебя твой путь, среди каких бы жестоких дикарей и хищных зверей ты ни странствовал, наблюдай за Человеком, цивилизованным или диким, к какому бы племени он ни принадлежал, какому богу ни поклонялся.

О жестокости его обычаев суди благосклонно. На обиды и дурное отношение, которые могут выпасть на твою долю во время путешествия, не отвечай тем же.

Не обращай внимания на случайные обстоятельства, не единожды заставлявшие людей отказываться от самых лучших намерений и лишившие мир многих полезных открытий. Не вмешивайся в политику. Никогда не забывай, что самым увлекательным объектом исследования является Человек…»

«Входите тесными вратами»

Ближе к полудню на Бродвее появились какие-то агитаторы и проповедники. В каждом квартале звучали разные призывы, рассуждения, речи, смахивающие на лекции.

Один из проповедников Бродвея стоял неподвижно и дивным басом запугивал прохожих:

— Остановитесь! Оглянитесь! Посмотрите на небо, на землю! Запомните! Всего этого завтра не будет! Род человеческий доживает последние дни! Мы выбрали не тот путь и за это страдаем. Мы в тупике! Перед нами — стена и обрыв!

Нет религии!

Нет Бога!

Супервера — вот в чем единственное спасение! Только верящий в суперразум спасется!

Прохожие были не из пугливых, и даже громовой голос сына Бродвея не мог задержать их.

Сколько же здесь проповедников — «сыновей Бродвея»?

Через двадцать метров — еще один.

Этот не запугивал. И не ходил кошачьей походкой. Он размышлял! Уселся на самодельный стульчик, сжал в кулаке свою рыжую бороду и размышлял.

О чем?

Конечно же, о великом. О жизни… О смерти…

Он не призывал, а как бы задавал вопросы то ли прохожим, то ли самому себе:

— А верен ли наш путь? Чем закончится Великий исход человечества? Не окажется ли американская земля нашим конечным пунктом, последней и вечной остановкой движения и развития человека?..

Он швырял в толпу мысли, достойные Демокрита. Но они неблагодарными рыбками уходили в пучину толпы. Никто не отзывался ему. Никто не замедлял шаг, никто не хотел отвечать на его вопросы.

Я остановился и прислушался к следующему проповеднику.

Высокий парень, похожий на студента-старшекурсника, размахивал Библией и цитировал из нее строки:

— «Ищите и найдете; стучите, и отворят вам; ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят… Входите тесными вратами; потому что широки врата и пространен путь, ведущий в погибель, и многие идут им; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их…»

Парень перестал цитировать и размахивать Библией.

— Послушайте! — обращался он к прохожим. — Упадок религии означает сокращение числа людей, ищущих, же-лающих познать, постичь тайны, идти праведным путем…

Древние люди обладали знаниями, которые мы утратили. Так отправимся же в Великий исход на поиск мудрости древних, во спасение человечества!

Парня с Библией в руках стал теснить другой проповедник, наглый, решительный, горластый:

— Человек — самый коварный из всех зверей… Ни один вид не уничтожает друг друга в таком количестве. Даже скорпионы! Неужели скорпионы мудрее нас?!

Хотелось возразить «сыну Бродвея»: все же велик Человек, а не скорпион. Хотя… Хотя, действительно, ни извержения вулканов и землетрясения, ни цунами и засухи сегодня не приносят человеку столько горя, сколько приносит он сам себе… И кто знает, может, действительно, не успеет долететь до земли какой-нибудь гибельный для всего живого астероид или метеорит, а человек уже уничтожит сам себя своей глупостью…

А «сын Бродвея» продолжал скорбную проповедь.

— Человек изощрен в убийстве. Мало ему естественной смерти, он придумал новые болезни, выращивает и накапливает смертоносные вирусы. Изобрел ядерное и химическое оружие! Сегодня человек украсил идейной формой древний вид самоуничтожения — террор! Тотальный терроризм — это новая мировая война. Она уже охватила всю планету. У нее нет флангов и тыла. Она уничтожает всех без разбора и жалости: мирных людей и воинов, стариков и младенцев. От этой войны ни сбежать, ни укрыться…

Рядом со мной появился мальчишка — продавец газет. Он не выкрикивал сенсационные заголовки, не призывал покупать, а вежливо, с достоинством протягивал прохожим газеты. Мальчишка смотрел прямо в глаза и доверительно, негромким голосом, сообщал:

— Еще одно загадочное убийство. Три выстрела в затылок. Полиция считает, что это либо рука мафии, либо — террористов…

Может, случайно, а может, нет, в этот день «сыновья Бродвея» много говорили о политических убийствах, о терроризме, о глобальной проблеме выживания человечества.

Моя первая, ознакомительная, беспечная прогулка по Бродвею завершилась невеселыми раздумьями…

У ветра свои печали

К вечеру над Нью-Йорком нахмурилось небо. Погода испортилась. За окнами моей гостиницы на унылой флейте ветер играл скорбный ноктюрн.

О чем грустил ветер?

У ветра свои печали. Нам не дано проникнуть в его думы, понять его заботы и тревоги…

Точка. Я закрыл блокнот с записями.

По стеклам окон хлестал ливень. Далеко над Гудзоном сверкали короткие, мелкие молнии. Такие мелкие, что, казалось, грому даже не хотелось расходовать свои раскаты на их сопровождение. Молнии злились, сверкали все чаще, но гром молчал.

Мне хотелось думать о солнце. Но тучи, тяжелые, будто из чугуна, не давали даже мысленно пробиться сквозь них. Вверх! Туда, где, свободное от людских проблем, совершает свой космический путь наше светило.

Тем временем диктор на экране телевизора буднично сообщал: «Вчера группой террористов был захвачен пассажирский самолет… До сих пор террористы не выдвинули никаких требований. К какой организации принадлежат террористы — пока неизвестно, так же как неизвестно, в каком состоянии заложники — пассажиры авиалайнера…»

Тревога Америки — это моя тревога.

Голос диктора — унылый, как дождь за окном. Дождю все равно. Ему наплевать на слова диктора, на захваченных в заложники людей и на все беды человечества.

Капли на стекле, как жилки на руках. В них нервное напряжение дня. Но какое-то свое, чуждое людям. Капли живут по своим законам, у них свои тайны. Им все равно: убит президент страны или безработный. Погиб ли от взрыва один человек или сотни. Смывают ли они со щеки человека слезы радости или кровь.

Их не волнует, что в мире из-за выстрелов будет меньше поцелуев, ласковых взглядов, нежных объятий…

А дождь все льет и льет. И капли на стекле живут по своим законам. У них свои тайны.

«Пусть придут ко мне…»

У нее множество названий и эпитетов: «Леди Свобода», «Озаряющая мрак», «Зовущая изгнанников», «Величественный символ Нью-Йорка и США», «Свобода, несущая свет миру» и многие другие.

В любом туристическом нью-йоркском справочнике указано, что знаменитая статуя Свободы подарена Францией в память о союзе двух государств в годы борьбы за независимость Соединенных Штатов, и что установлена она на острове Либерти-Айленд, на месте крепости Форт-Вуд, которая когда-то защищала гавань Нью-Йорка. Высота скульптуры, вместе с гранитным пьедесталом, — 93 метра.

Экскурсоводы рассказывают, что при сильном ветре это монументальное творение раскачивается.

Выполнена она по эскизу скульптора Фредерика Огюста Бартольди. Но автором идеи ее создания был французский ученый Эдуард Рене Лефевр де Лабулайе. А каркас статуи Свободы проектировал инженер Гюстав Эйфель — впоследствии прославившийся возведением в Париже башни, носящей его имя.

Открытие статуи Свободы состоялось в октябре 1886 года. И вот с тех пор, с факелом в высоко поднятой руке, она возвышается над нью-йоркской гаванью, как бы и оберегая город, и призывая в него представителей разных народов.

… — Эти строки мы учили в школе в начале тридцатых, — сказал отец. — Нам рассказывали, что слова, высеченные на постаменте статуи Свободы, обращены ко всему миру, к миллионам людей, покинувших родину, спасаясь от гонений, голода, нищеты, в поисках счастья, удачи, богатства. И они будут звучать, пока существует Америка…