Андрей Коробейщиков - ИТУ-ТАЙ
Тонкая игла, преодолевая сопротивление кожи, медленно входит в вену. Пластиковый поршень выдавливает янтарную жидкость, впрыскивая се в кровь. Чадоев погасил свет в комнате и закрыл жа-люзи на окнах. Стало совершенно темно, только огоньки светодиодов и подсветка верньеров и индикаторов замерцала в темноте раз-ноцветными точками.
– Закрой глаза, – голос тихий, словно убаюкивающий. – Закрой. Закрой…
Максим закрывает глаза, чувствуя приятный холод внутри тела. Он открывает их через какое то время вновь, но на этот раз не видит даже мигания лампочек: то ли Араскан выключил аппаратуру, то ли…
– Закрой их, закрой, и иди… Двигайся вперед, на ощупь, в темноту, – голос Чадоева заполнил все пространство вокруг, и нужно было просто делать то, что он говорил, чтобы не затеряться в этой беско-нечной черноте, не потерять этот единственный ориентир – голос во тьме:
– Иди. Иди. Расслабься. Отпусти себя. Стань легким, невесомым. Ты легче воздуха, чувствуешь? Ты можешь лететь. Лети!
Максим почувствовал, как тело оторвалось от кушетки, преодоле-вая фиксирующую силу ремней и, повиснув в воздухе, полетело впе-ред и вверх, будто пузырь, наполненный газом.
– Тьма держит тебя. Она не позволит тебе упасть. Слейся с ней. Стань с ней единым целым. Растворись…
Легкость в теле сменилась новым ощущением, как будто каждая клеточка организма стала отделяться от единого целого, вливаясь в бесконечный океан безводной черноты. Максим почувствовал, что теряет себя, свое Я, но это ощущение не испугало его, наоборот, была бездна удовольствия в этом обезличивании. Наверное, именно так буддисты погружаются в Нирвану – наслаждение безмятежностью, покоем и тишиной.
Но удовольствие продолжалось недолго. Где-то вдалеке брызнул болезненной вспышкой яркий свет, будто росчерк стремительной молнии. Тьма съежилась и потеряла объем. Еще один ослепитель-ный взрыв на горизонте. Тишина завибрировала, сразу утратив свою привлекательность. Все микрочастицы Я вновь соединялись в еди-ное целое, повинуясь некоей невидимой силе, притягивающей их из пространства и склеивающей в один осмысленный конгломерат. Вспышки вдруг засверкали так часто, что слились в сплошное белое свечение, напоминающее восход солнца. Этот восход больно обжигал новорожденное тело, забившееся в поисках спасительной тени. Но жаркие палящие лучи схватили человека в свои объятия и со всего размаха швырнули с высоты вниз, куда-то на шумную грешную землю…
За прозрачным пологом занавесок, прикрывающих вход в спальню, какое то оживление. Максим, затаив дыхание, лежит в темноте, накрывшись почти с головой теплым одеялом. Сквозь занавески смутно угадываются силуэты людей в комнате. Странное освеще-ние, рассеянное и колыхающееся, словно там зажгли свечи. Точно, свечи – запах парафина. Но зачем? Кто это пришел? Шум голосов. В квартире кто-то посторонний, но не чужой, Максим это чувствует. Он, наверное, слишком долго спал и пропустил появление гостей. Но кто это может быть? Эти сны совершенно измотали его. Сны и температура. Мерзкое сочетание, особенно для восьмилетнего маль-чика. За окном падает снег. Скоро Новый год, уже через два дня. Все пацаны, наверное, катаются сейчас с огромных снежных гор на го-родской площади, роют пещеры в двухметровых сугробах около Дома книги, ходят на новогодние представления во Дворец спорта и ТЮЗ. А он… Закон подлости – болезнь пришла в самый разгар любимого праздника и теперь приходится валяться в постели, наедине со сво-ими невероятными снами. Даже если температура спадет, все равно его еще неделю не выпустят на улицу, хотя это и не ангина. Обидно. Ощущение праздника дают лишь слабый запах хвои от елки, по-ставленной в зале, и терпкий аромат мандаринов, положенных в вазочку на пианино. Тихие голоса. Отец и еще чей-то незнакомый мужской голос. Кто это? Дядя Женя? Отец чем-то обеспокоен. Вот мама говорит что-то тихо, еле слышно. Еще чей-то голос – женский.
Максим вслушивался в эти приглушенные голоса в другой комнате, когда вдруг почувствовал новый приступ дурноты, жар во всем теле и слабость. Опять захотелось спать. Глаза стали медленно закрываться, и уже сквозь дымку, предшествующую сновидениям, Максим увидел, как, откинув полог, из зала на него смотрит незнакомец. На его лице улыбка. Кто это? Видение поплыло, словно растопленное поднявшейся температурой. Новая картинка. Потрясающе красивая девушка с бе-локурыми волосами, ниспадающими на плечи, и пронзительно ярки-ми голубыми глазами. Она вошла в комнату и села рядом с Максимом на кровать, улыбаясь ему, словно старому знакомому.
"Где я видел се? Где?". Вокруг девушки мерцает призрачный оре-ол, похожий на нежное сияние луны.
"Во сне. Я видел ее во сне". Девушка поворачивается к незнаком-цу и говорит приятным мелодичным голосом, завораживающим слух:
– Мы заберем его. Позже. Сейчас нельзя…
"Куда?" – хотел спросить Максим, но не смог. Он никогда не мог говорить во сне. Что-то мешало ему сосредоточиться. А может, во снах нужно было знать особый способ разговаривать, который был незнаком людям.
– Спи, малыш. – Прохладная рука девушки легла на горячий лоб, и Максим почувствовал волну невероятного восторга, захлестнувшую его и унесшую в водоворот беспамятства.
– Что это было? – Максим сидел в кресле и наблюдал за Арасканом, который прохаживался по кабинету, сложив руки на груди.
– Это был один из пластов твоей психики, подавленный последую-щими наслоениями. Это была твоя память – глубинная память, та, что отражает события, которые наш разум стремится вышвырнуть за пределы своего влияния.
– Подождите… Вы что, хотите сказать, что это все действительно происходило со мной?
– Ну конечно. Теперь ты уже сам не сможешь отмахнуться от этого факта, который оказался снова введен в сферу действия твоего рас-судка.
Максим поднял обе руки вверх:
– Стоп, стоп, стоп. Но как это возможно? Как я мог забыть все это? Ведь прошло всего тринадцать лет! Я помню события, гораздо более удаленные во времени, а этот… Он словно из другой жизни. Как буд-то я живу в нескольких параллельных измерениях сразу. Эти люди… Вот теперь я отчетливо вспомнил этот случай. Он действительно был! Но это все как-то странно…
Чадоев остановился и, облокотившись рукой на стол, задумался, словно решая, каким образом будет лучше объяснить этот парадокс:
– Все дело в особенности восприятия. Это очень сложно объяс-нить вот так, в нескольких словах. Я думаю, ты, и сам скоро все пой-мешь, и все вспомнишь. Тогда мои объяснения вообще станут не нужны. Но от тебя требуется решимость. Нужно пройти этот курс до конца, чтобы окончательно восстановить все психические функции. Это… своего рода углубленный психоанализ, который вскроет все потаенные и темные участки в твоем сознании и подсознании. В одном из этих тайников прячутся Йорм и Зеркальщик.
