Ян Рыбак - Hollywood на Хане

Перехватив мой взгляд, Лёша складывает губы трубочкой и выдувает кудрявого дымного джинна…

— А зачем этому кальяну вторая трубка?..

— Я думаю, это как у акваланга: резервный загубник на случай, если первый выходит из строя…

Раньше, мне бы и в голову не пришло, что в православной столице знают, что такое кальян — этот групповой курительный грех, бедуинская трубка мира, — но Лёша лишь посмеялся надо мной… В сущности, я ничего не знаю об этой новой российской жизни и об этих новых российских людях… С изумлением я обнаружил, что мои московские друзья никогда не слышали тех анекдотов, которые у нас, в Израиле, называются «русскими», и которые я искренне считал продуктом российского экспорта! Всю поездку я рассказывал Лёше русские анекдоты, и он радовался им, как какой-то косматый житель Беер-Шевы…

После ужина, мы прогуливаемся по захолустным аллеям, и я чувствую острую грусть и решительное отторжение: как занесло меня в это место, и что я тут потерял?.. Чужеродный коммунистический монстр отступил, уполз из этих мест, но образовавшуюся пустоту нечем заполнить: никто не помнит, «как должно быть», а точнее — никто никогда и не знал. Состав отогнан в тупик и брошен, он зарастает ковылём и полынью. Сонный Содом и неторопливая Гоморра, пивные реки в бараньих берегах… — обкуренное захолустное варварство на развалинах — третьего ли? — Рима.

Просевшие бетонные плиты аллеи, уставшей ждать свой стратегический бомбардировщик, белёсый лотос в ряске окурков, обвисшие от старости государственные ели цвета шинелей почетного караула. И апофеозом маразма — облупленный пневматический тир с жестяными уродцами… Таблица для проверки зрения у умственно неполноценных…

В вестибюле нашего корпуса висит почти трогательное в своём простодушном идиотизме объявление:

1-Диагностика.

2-Лечебный массаж:

* точечный;

* контактный;

* баночный;

* биоэнергетический;

* мануальная терапия;

* коррекция ауры.

3-Считывание информации по фотографии.

4-Гадание.

Я не смог бы придумать более выразительный символ заката и упадка, даже если бы захотел, — не обладаю столь изощрённой фантазией…

Заправляют нашим пансионатом юркие предупредительные пареньки с внимательными маслинами глаз, предлагающие любые курортные развлечения на выбор, начиная с познавательных краеведческих экскурсий и заканчивая быстрой любовью недорогих местных красоток.

Кстати, об экскурсиях… Пока Саша, Лёша и я страдали от военного постравматического синдрома, — прикладывали спиртовые компрессы к ранам души, пялились в высокий выбеленный потолок нашей палаты, с подвешенным к нему за ноги вертолётом-вентилятором, и слонялись по выморочным лабиринтам подсознания, — Гоша, прихватив рюкзачок и тщательно отремонтировав перед зеркалом свой интерфейс, отправился в путешествие в стольный город Каракол.

К моменту Гошиного возвращения, Саша уже часа два, как убыл на поиски пива, в которых он проводил все свои трезвые часы, а мы с Лёшей вели какую-то унылую мертворожденную дискуссию о странностях менталитетов.

Гоша был весел, переполнен впечатлениями, и мы ему сразу же позавидовали.

— Что ты там потерял в этой столице каракуля… — с презрительной ленцой в голосе спросили мы его….

Гоша только и ждал подобного вопроса, и тут же принялся выплёскивать на нас свои впечатления, — оживлённый, круглеющий лицом, то иронически улыбающийся одними лишь аккуратными усиками, то надувающий капризную губку творческого человека.

— Ка-ра-кольский зоопарк!.. — издевательски передразниваю я его, — и что же ты видел в этом зоопарке?..

— Лошадь Каракольского — невозмутимо парирует Гоша — а ещё, я катался на катере и прыгал с него в воду!..

— Голышом?..

— В спасательном жилете… А ещё я получил сеанс мануальной терапии, — как заново родился. Меня массировали тут, тут, и вот тут. Полный отпад…

— Да-а… И сколько же это стоило?..

— Нисколько.

— Как это «нисколько»?..

— А я сказал, что я после Хана.

Мы с Лёшей одновременно сели на своих кроватях, во все глаза пялясь на нашего режиссёра, как только и должно пялиться тварям дрожащим на право имеющего человека…

Подступила ночь — тревожная, роняющая с беззвёздного неба гулкие холодные капли, заполненная шепотом пихт, нервическими громкими смешками, отголосками рока — словно одна за другой бухали далёкие глубинные бомбы, — пахнущая отсыревшими сигаретами и блудом.

Спать не хотелось, ибо, хорошо ли, плохо ли, — наше путешествие подходит к концу, скоро окунёмся мы в бестолковую лабуду будней, и ничто уже не вернётся и не повторится, но пока ещё можно задержаться, продлить, побалансировать на гребне волны в тот самый момент, когда, споткнувшись, она летит уже кубарем на очередной пустопорожний берег.

Саша так и не вернулся из своего рейда по ликеро-водочным тылам, и мы выходим бороздить втроём: Лёша, Гоша и я.

Прозябать в очередном необитаемом ресторане не хочется — да они уже и закрываются, — поэтому мы находим молодёжную дискотеку, достаточно демократичную, чтобы принять даже меня, которого давно уже называют «молодым человеком» только милосердные старушки да жертвы неудачных глазных операций.

По периметру танцплощадки, отделённые от неё беговой дорожкой для официантов, расположены небольшие пластиковые столики. Мы занимаем один из них и заказываем спиртное. Беседуем, перекрикивая раскаты рока, — никто никого не слышит, но после третьего бокала имеет ли это значение… Зато, можно рассеяно улыбаться уголком рта, обжигая горло пламенным Бакарди, — потягивая его через соломинку, ломающую спину верблюда после энного количества коктейлей…, понимающе кивать собеседнику, отмечая про себя, что похож он на шоумена с выключенным звуком, и в то же время — поверх плеча его — запускать глаз в запретную клумбу танцплощадки, выхватывая случайные выражения лиц и тел: вызывающие, призывные, пресыщенные, или же наоборот — вконец отчаявшиеся и беззащитные.

— Ты пробовал Бакарди с Ред Булем?

— Это, как «Куба Либре»?..

— Это — как бейсбольной битой… Официант!.. Нам, пожалуйста, ещё по Бакарди и три баночки Ред Була.

Я верчу в руках запотевшую жестянку. Им обоим столько же лет, сколько мне одному. Лёлик и Болик… Они хотят убить меня сегодня. Смерть от Бакарди — это красиво, но пошло — от «Ред Була»… «И принял он смерть от быка своего…»