Те Ранги Хироа - Мореплаватели солнечного восхода

Туземцы Маркизских островов, переселившиеся с Гаваи'и, перевезли с собой свиней и домашнюю птицу; собак же у них не было: либо их не взяли с собой, либо они вымерли. Переселенцы также привезли с Гаваи'и бумажную шелковицу и семена различных съедобных растений. Особенным предпочтением пользовалось у них хлебное дерево. Излишки урожая хранили в ямах, выложенных банановыми листьями, в которых плоды заквашивались и хранились в течение довольно долгого времени. Хлебное дерево приносило большие урожаи, которые обеспечивали постоянные запасы пищи: заквашенные плоды хлебного дерева (ма) месили руками, завертывали в листья и пекли в земляных печах. После этого их толкли каменными пестиками и разводили в воде, чтобы получить тестообразную массу (попои).

Этот способ приготовления пищи привел к употреблению каменного пестика с выпуклым круглым основанием, которое переходило в круглую шейку пестика и увенчивалось шишкой, чтобы рука не соскальзывала вверх. Охотники за диковинками так расхватывали впоследствии эти пестики, что на островах они стали редкостью[47]. Немецкие торговцы сумели заработать на коллекционерах древностей. Они начали ввозить в Германию породу с Маркизских островов и выделывать из нее большое количество пестиков, которые затем ввозили снова на острова и продавали туземцам. Современные жители Маркизских островов быстро восприняли торговые приемы западной цивилизации: они стали продавать ввозимые предметы туристам и торговцам, выдавая их за древние оригинальные образцы. Мы храним несколько подобных пестиков в музее Бишопа, чтобы продемонстрировать достижения западной культуры в Полинезии.

Наряду с новозеландцами жители Маркизских островов были лучшими резчиками по дереву во всей Полинезии. Древние мастера вызывают восхищение богатством и сложностью рисунков, украшавших утварь и оружие. Но они не ограничивались деревом и костью как материалами для художественного произведения; самые лучшие рисунки они воспроизводили на человеческом теле в виде татуировок. Тело туземца было полностью покрыто татуировкой: от волос до ногтей на ногах, как будто древние художники боялись потерять хотя бы кусочек человеческого тела, являвшегося для них своеобразным полотном. В резьбе по дереву и татуировке развились самобытные мотивы, для которых характерны завитки и простые спирали.

Что касается архитектуры жилищ, то и в этом направлении маркизанцы выработали своеобразные формы. Крыша полого спускалась к земле в задней части дома, тогда как передняя его стена была нормальной высоты. Горизонтальные балки, скрепляющие стропила, располагались внутри, а не снаружи стропил как на Таити. Жилища размещались на горизонтальных каменных площадках, выступающих со склонов глубоко врезанных долин. Дома строились на приподнятом участке в конце хранится площадки; перед ними на несколько более низком уровне разбивался открытый двор. Во дворе в наклонном положении устанавливалось несколько больших камней, чтобы отец семейства и особо почетные гости могли удобно располагаться на каменном сиденье, опираясь на каменные спинки. Беседуя, они наблюдали за раскинувшейся перед ними вечерней жизнью долины.

Ремесленники Маркизских островов проявили также большую изобретательность в изготовлении украшений. Их украшения для ушей отличались изысканной формой; изготовляли они и поделки из зубов кашалота. Очень своеобразны были нагрудные и головные украшения. Из человеческих волос, мастерски переплетенных с волокнами кокосовой пальмы, выделывались ручные и ножные браслеты и даже юбочки. Чтобы черные волосы в украшениях оставались постоянно круто завитыми, их туго накручивали на деревянный стержень, завертывали в зеленые листья и подвергали воздействию высокой температуры в земляной печи.

Бороды и усы также шли на украшения, но в этом случае предпочитали седые волосы. Таитяне делали кисточки для нагрудных украшений из серых волос собачьих хвостов. У новозеландских туземцев подобные кисточки украшали плащи и оружие. Поскольку на Маркизских островах собак не было, пожилые люди были там источником этого сырья. Когда старик узнавал, что у него скоро родится внук, он отращивал бороду, чтобы можно было сделать украшения ребенку. Рассматривая музейные экспонаты, украшенные кисточками из волос, которые тщательно перевязаны волокнами из кожуры кокосовой пальмы, я не мог удержаться от мысли о том, с какой любовью, должно быть, расчесывал старый дед свою бороду и какое удовольствие он испытывал, когда она была достаточно длинной, чтобы ее можно было обрезать для внука.

Одним из специфических головных украшений Маркизских островов были налобные кольца. Они представляли собой ряд вырезанных из черепашьих щитов дисков, чередовавшихся с изогнутыми морскими раковинами. Все это подвешивалось на ленту, сплетенную из волокон кокосовой пальмы, к которой еще прикреплялись круглые кусочки перламутровых раковин. После того как установились связи с европейцами, на подобные головные украшения возник очень большой спрос. Однако черепашьи щиты — вещь редкая, а резьба по ним представляет трудности. Жемчужным раковинам также нелегко придать круглую форму и высверлить в них отверстия. Поэтому европейские торговцы завезли на Маркизские острова разные эбонитовые кружки и пуговицы для рубашек, из которых маркизанцы изготовляли головные украшения; некоторые из них хранятся в настоящее время в мировых музеях, ни в ком не вызывая подозрений в своем древнем происхождении.

Для совершения религиозных обрядов на Маркизских островах сооружали каменные террасы, так называемые ме'ае. Здесь выставлялись деревянные и каменные изображения богов, которым приносились человеческие жертвы. Местные скульпторы выработали и закрепили традиционный самобытный облик подобных статуй. Подогнутые ноги и руки, сложенные на животе, характерны и для других районов Полинезии. Но большие глаза, ограниченные низким круглым выступом, напоминающим очки, нос с широкими ноздрями, широкий прямой рот, очерченный параллельными линиями, которые загибаются по краям, мочки ушей, оттянутые спиралями, две пятипалые руки, вырезанные так, что они соприкасаются средними пальцами, — все это является особенностями местного мастерства. Некоторые авторы вход рассматривали условные изображения богов как грубую попытку воспроизвести человеческое тело. Однако ни один полинезийский художник, за исключением только, может быть, жителей Мангаревы, не пытался реалистически высечь человеческую фигуру. Они создавали символические изображения в субъективной интерпретации и не стремились к анатомической точности.