Вадим Бурлак - Неизвестный Нью-Йорк. История. Легенды. Предания
Ворон любил удивлять приятелей. В свои планы посвящал лишь частично, чтобы потом преподнести сюрприз, вызвать у них изумление или растерянность.
Поиском покупателя статуи Свободы он занимался самостоятельно. Бристоль и Чумелый опять выполняли только разовые черновые поручения.
Наконец Ворон объявил:
— Нашелся потенциальный покупатель. Он совладелец нескольких серебряных рудников в Южной Америке. В деловом мире его называют Анжель — «серебряный мальчик».
— Он что, малолетка? — поинтересовался Бристоль.
— Да нет, — усмехнулся Ворон. — Ему уже под сорок, а ума — как у восьмилетнего.
— Как же он с таким умишком управляет своим серебряным хозяйством? — заинтересовался Чумелый.
— Родственники и всяческие советники помогают.
— Вот они-то и забьют ему памороки (укр. — сознание, рассудок. Прим. ред.), чтобы не связывался с нами, — проворчал Бристоль.
Ворон кивнул:
— Верно… Обязательно будут отговаривать покупать статую Свободы. Значит, надо их опередить. И я уже это сделал. Сегодня недоразвитый «серебряный мальчик» получил письмо, которое мне якобы удалось перехватить. А написал его сам президент Америки Вудро Вильсон своему другу — миллионеру из Оклахомы.
— Сам такое фуфло замастырил? — усмехнулся Бристоль.
— Помогли толковые люди, — скромно признался Ворон. — Так вот, в письме говорится, что из-за нехватки в стране финансов президент, при поддержке Конгресса, решил продать в частные руки статую Свободы. И хочет, чтобы его приятель опередил других претендентов на великое достояние государства. Вильсон также просит приятеля пока никому не говорить о предстоящей продаже. Она якобы держится в строжайшем секрете. А «серебряному мальчику», благодаря мне, уже нашептали с разных сторон, что дружка президента можно опередить с помощью продажных чиновников.
— Да не клюнет на твой понт этот Анжель! — разочарованно махнул рукой Бристоль.
— Из-за одного письма, конечно, — нет, — согласился Ворон. — Но в ход пущены и другие документы. Готов контракт, по которому Анжель первоначально должен уплатить всего лишь один процент от стоимости статуи Свободы. А остальное он может внести в течение трех лет после покупки. Согласитесь — выгодное приобретение…
— И сколько ты за нее хочешь поиметь? — поинтересовался Чумелый так, словно знаменитая статуя, гордость Нью-Йорка, принадлежит его другу.
Ворон довольно улыбнулся:
— «Серебряному мальчику» я представил счет на сто тысяч долларов.
— Значит, за все фуфловые бумажки, которые ты ему впарил, он должен отшнуровать одну тысячу?.. — подсчитал Бристоль. — Ну, на это еще можно крючкануть фраера.
— Ясное дело, — кивнул Ворон, — вряд ли во всей Америке найдется придурок, который выплатит сразу всю сумму. А нам и одного процента достаточно. Главное — заполучить копию контракта на продажу статуи Свободы. И тогда наш незабвенный Монечка проигрывает пари. И, как честный шнеерзон, он ведет нас ужинать на Пятую авеню в «Золотое ранчо» и расплачивается не только за ужин, но и за проигрыш.
Бристоль почесал затылок. Хотелось ему верить в удачу, но все же что-то настораживало его.
— А где будет происходить сделка?
— Есть два варианта: либо в отеле, где остановился «серебряный мальчик», либо в нашей конторе, — охотно пояснил Ворон.
— Значит, опять на один денек снимем помещение, — усмехнулся Чумелый.
— Нет, на сей раз — на три. Пацаны Анжеля перед самой сделкой будут вынюхивать, с кем предстоит иметь дело, и наверняка захотят наведаться в нашу контору, — ответил Ворон. — Так что три дня аренды — в самый раз.
Ранние визитеры
Не было еще семи утра, когда в номер приятелей настойчиво постучали. Чертыхаясь и позевывая, Ворон распахнул дверь.
На пороге стояли двое крепких ребят — явно выходцев из Южной Америки.
Они сообщили, что «серебряный мальчик» готов подписать контракт завтра, но требует немедленной встречи. У него возникли кое-какие вопросы.
— А чего в такую рань? — недовольно спросил Ворон. Гости лишь развели руками.
— Наш «серебряный мальчик» любит серьезные дела начинать с рассвета… — пояснил один.
— Какой трудяга ваш хозяин! Неужели вкалывает с рассвета до заката?
— Но, — поправил другой гость, — с полудня синьор Анжель предпочитает отдаваться удовольствиям и развлечениям.
Тем временем проснулись Бристоль и Чумелый.
— Серега, мы с тобой, — заявили оба.
— Сам справлюсь, — отрезал Ворон. — Думаю, разговор не долгим будет. Раз Анжель готов завтра подписать контракт.
Бристоль поморщился:
— Не нравятся мне такие ранние визиты…
Ворон махнул рукой, но ничего не ответил. Он быстро собрался, прихватил нужные документы и отбыл с парнями «серебряного мальчика».
Бристоль и Чумелый хотели снова завалиться спать. Но все нарастающее беспокойство прогнало сон.
Как нередко бывало в минуты напряженного ожидания, Бристоль взял гитару.
Родом я с шальной МолдаванкиИ с Одессой с пеленок на «ты»,Где под теплый шелест акацийПо ночам я мастырил тырки…
Обычно эту песню Чумелый мог слушать по нескольку раз в день. А здесь, в Нью-Йорке, вдали от родимой Одессы, когда ее затягивал под гитару Бристоль, даже пускал слезу.
Но в то утро ему было не до песен.
— Кончай трындычить, и так на душе муторно, — сказал Чумелый приятелю.
Но тот, прикрыв глаза, самозабвенно продолжал.
Фарт меня подталкивал в спину,Но однажды, видать, он уснул.И под фраерский «хай»И под псовую дудкуНа семерку меня замели…
Чумелый принялся нервно вышагивать по номеру. А Бристоль повалился на кровать, не выпуская из рук гитару.
До свиданья, моя Молдаванка.Ты прости, Одесса, меня.Может свидимся?А может, мне амбуУготовила тетка Сибирь.Будет бить она холодами,Лед вгонять в молодую кровь.Но и там, под ее минусами,Никогда не забуду — Что?..Родом я с шальной МолдаванкиИ с Одессой с пеленок на «ты»,Где под теплый шелест акацийПо ночам я мастырил тырки.
Опоздавшие стволы
В дверь снова постучали. Но теперь тихо и робко. Бристоль отложил гитару и вскочил с кровати. Приятели переглянулись.
— Может, заявилась прислуга угомонить твое песнопение? — предположил Чумелый.
— Вряд ли… Но точно: это не Ворон, — сказал Бристоль и пошел открывать дверь.
В номер вошел юркий человек неопределенного возраста, но с явными криминальными замашками.
— Вам посылочка, джентльмены, — суетливо оглядев комнату, сообщил гость. — Здесь все, что заказывал ваш приятель. Кстати, где он? — юркий человек снова зыркнул по сторонам.
— Скоро вернется, — недовольно ответил Чумелый.
— Зачем он тебе? — поинтересовался Бристоль.
— Приятель вам сам объяснит… Ладно, мне ждать некогда. Раз все оплачено, сматываюсь, — заявил гость.
Он положил сверток на стол и мгновенно исчез. Друзья осторожно развернули плотную бумагу.
— Ого!.. — Бристоль даже присвистнул. — Два кольта, маузер и не меньше сотни патронов… Пушки-духарики в хорошем состоянии. Видать, Серега почуял недоброе, раз такое снаряжение заказал.
— Сам почуял, а нам ничего не шепнул, — проверяя оружие, пробормотал Чумелый. — Как бы не запоздавшими оказались эти стволы…
На тропинке Центрального парка
Его слова оказались пророческими: Ворон не вернулся.
Лишь на следующий день Чумелому и Бристолю удалось выяснить, как погиб их друг.
Знакомые воры с Пенсильванского вокзала сообщили одесситам, что Ворона привезли не в отель к «серебряному мальчику», а в Центральный парк.
Там Анжель поджидал его с несколькими своими головорезами. О чем шел короткий разговор в пустынном парке — даже всеведущие жулики с Пенсильванского вокзала не смогли прознать.
В утренней тишине прозвучало с десяток выстрелов из разных стволов. Серега успел лишь выхватить финку и полоснуть по шее одному из противников.
Так и остались лежать на тропинке Центрального парка: вор из далекой Одессы и бандит из Южной Америки.
«Серебряный мальчик» не пожелал или не успел увезти своего убитого подручного.
Месть одесситов
От Ворона приятели слышали, что Анжель со своими «быками» остановился в Вашингтон-сквер отеле.
— Эта падла не должна ходить по земле, — сказал Бристоль.
— Не должна, — кивнул Чумелый. — Одесса-мама не поймет нас, если не сыграем хану «серебряному мальчику».
Они добрались до Вашингтон-сквер отеля вовремя. У входа стояли два новеньких форда. Люди поспешно загружали в них чемоданы.