60 дней по пятидесятой параллели - Виктор Николаевич Болдырев
А потом я стояла на шоссе и ждала попутную машину. Мама, наверное, уже дома — он у нас ведь совсем рядом с почтой. А я стою на пустом шоссе… От райцентра до нашего «Кушмурунского» километров сорок. Машин все нет.
Уже совсем стемнело. Ветер и снег. Снег густой. Ветер гонит хлопья по шоссе, наметает сугробы у обочин. За белесой пеленой ничего не видно. Вот это, наверное, и есть буран. Я никогда не видела буранов. Еще весной нас пугали казахстанскими зимами: «Вот подождите, наступит зима, задуют бураны…» Вот и задул. А я одна в темной степи. Но ничего особенного, просто снег и ветер. Плохо только, что не видно машин.
Шума мотора не слышно, из-за снега не видно и фар — машину я заметила только тогда, когда она почти поравнялась со мной. Поднимаю руку. Здесь, на степных трассах, машины всегда останавливаются, если поднимешь руку.
— Тебе куда?
Из кабины высовывается дядька о темными усами.
— В «Кушмурунский»? А я только до «Ленинского». Да ты садись, от «Ленинского» до вашей центральной близко, километров шесть. Дойдешь по грейдеру.
В кабине тепло. Усатый шофер, сначала молчаливый, скоро разговорился.
— Что ж ты в такой буран отправилась? Не здешняя, наверное? Приехала-то откуда?
Я отвечаю, что теперь здешняя, приехала еще весной, работала в поле, а теперь сортирую зерно.
— Из Москвы, значит? А чего ж ты здесь хорошего нашла? Какой интерес в грязи да в пыли работать? Дурные вы, девчата. Вот и к нам в совхоз приехали. Тоже москвички. А что они здесь видят? Ни тебе концертов, ни театров, в кино тоже не очень-то пойдешь или на танцы. Скучно…
Мне уже приходилось слушать такие соболезнования. «И как вы здесь живете? Глушь, степь, пыль». А я получила вчера письмо от нашей Вали. «Живу в городе, — пишет она. — Здесь кино, театры, концерты. Разве сравнишь с совхозом? А меня опять тянет к вам, туда, где нет ничего этого. И не знаю, почему это так. Может, потому, что там жили все вместе, бригада у нас была такая дружная».
Все вместе — вот, наверное, в чем дело. Это очень важно, когда все вместе. А танцы и кино — это, конечно же, не главное. Почему же говорят, что загубим мы здесь жизнь свою молодую без развлечений? Вот и этот шофер…
И вдруг усатый дядька горячо начинает говорить о том, что нужны, очень нужны целине люди, чтоб приезжали сюда, обживались, оставались бы здесь насовсем.
— Глушь… А ведь от кого зависит, чтобы степь наша глушью не была. Люди здесь нужны. На тракторе, на комбайне работать — тут нам и своего народу хватит. А вот, например, в нашем совхозе больницу построили. Замечательная получилась больница. А врачи? Нет ни единого, даже заведующая — фельдшер. Театров нет! Так ведь и это от людей зависит. Был я в вашем «Кушмурунском», смотрел, какой Дом культуры на центральной усадьбе вырос. Туда бы человека знающего — был бы и у нас театр. Да что говорить. Приезжают такие вот, городские. Покрутилась, повертелась, фыркнула «скучно» и назад — в город.
У шоссе — столбик с табличкой. Это уже «Ленинский». Значит, шоферу сюда.
— Мне вылезать.
— Сиди. Куда в такой буран пойдешь? Подкину тебя до твоего «Кушмурунского».
Вот и опять я не одна в степи, ощущаю теплую руку целинного братства. Наша центральная. Тут уж я почти дома. Почти, но не совсем. Живу-то я не на центральной, а на втором отделении, в трех километрах отсюда. Идти нужно степью. Дорогу замело, а огоньков нашей фермы, обычно так хорошо видных, не различишь за пеленой снега. И ветер сбивает с ног. Приходится идти наугад. Наконец я вышла к поселку. Вот и общежитие. Свет в нашей комнате потушен. Зина уже спит. На столе заботливо оставлена еда. Кружка с молоком прикрыта запиской: «Ужинай! Мы с Анной были сегодня в клубе на репетиции — подготовка к концерту».
В комнате тепло, тихо. И пусть за окном снег, ветер, буран…
ГАЛКА
Наступила моя вторая весна на целине.
Приближалась посевная. Бригада переехала на стан, но пахать еще не начинали — не подсохла земля. Трактористы томились без работы, слонялись по стану, в который раз осматривали свои тракторы. Ярко светило весеннее солнце, и от земли, темной, набухшей, поднимался пар. Этой весной я хотела поработать в поле, но бригадир сказал:
— Нужно идти на кухню, поварихи у нас нет. Поработай пока одна, потом, может, найдем тебе помощницу.
И вместо работы на машине, на вольном ветру, стала я чистить картошку, варить борщ по-казахски, мыть посуду. Это казалось скучным, неинтересным, и работала я спустя рукава, лишь бы отделаться. А тут еще Анна поссорилась с Виктором, помощником бригадира. Они и раньше-то не ладили. Виктор раздражал Анну своей резкостью, злыми насмешками над москвичками, неведомо зачем приехавшими на целину. И наконец, история с нарядами. Виктор попросил Анну выписать нескольким трактористам наряды за ремонт сеялок, которого они в действительности не делали. Анна выписать наряды категорически отказалась.
— Приписывать не собираюсь, — сказала она.
— Но ты пойми, ребята не виноваты, что сидят сейчас без работы. И это не преступление, если ты выпишешь им лишний нарядик.
Анна накричала на Виктора, под конец он тоже распалился, и закончилось
