Игорь Фесуненко - Пост Леонардо

Иногда, если жена уж очень рассержена на своего супруга, она может даже поджечь его гамак. И однажды случилось, что какая-то разгневанная красавица из племени ауэти совершила этот обряд, не желая обратить внимания на мирно храпящего в гамаке супруга. Бедняга проснулся достаточно быстро, чтобы не сгореть живьем, но достаточно поздно, чтобы утратить бодрое расположение духа. И что он сделал, как ты думаешь? Он не бросился вдогонку, не накинулся на супругу с кулаками, а вышел в центр деревни и обратился с взволнованной речью к соплеменникам, которые корчились от смеха в своих хижинах. Он сказал примерно следующее: «Как вам это понравится? Нет, я вас спрашиваю: как вам это понравится? Эта женщина, которая даже не умеет испечь съедобного «бижу», которая способна ревновать своего мужа чуть ли не к макакам, скачущим по деревьям, но совершенно не способна удовлетворить его нормальные мужские запросы, эта женщина сошла с ума! Я больше не живу с ней!»

— Таким образом, семейные отношения у индейцев характеризуются полной свободой?

— Да.

— А взаимоотношения внутри племени? Кто руководит жизнью деревни, кто организует выполнение коллективных работ, таких, как посев, например, или строительство малок? Иными словами, если условно считать племя отдельным государством, то как управляется это государство? Кем управляется? Какие аналогии и ассоциации с известными нам формами управления напрашиваются у иолапити или чикао? Можно ли уподобить их «монархии» или «республике»?

— Спрашивая это, ты совершаешь традиционную ошибку всех, кто впервые сталкивается с миром индейцев и пытается распространять на них наши взгляды и представления. Мы, белые, не можем обойтись без президентов, премьер-министров, без полицейских или судей. И искренне верим, что индейцы тоже не могут обходиться без этого! Мы наделяем их вождей властью, которой они не располагают и которая существует лишь в нашем собственном представлении. А они спокойно обходятся без королей и полицейских, без всего того, к чему мы привыкли, без чего мы, «цивилизованные», обойтись не можем.

Нет, индейское племя нельзя рассматривать как государство. Я бы даже сказал, что у них не существует «коллектива» в нашем понимании этого слова. Потому что все работы, выполняемые одновременно несколькими членами племени или всем населением деревни, только кажутся коллективными. На самом же деле хозяйство индейцев сугубо личное, индивидуальное, замкнутое в рамках семьи. И, мне кажется, именно поэтому индейцы лучше нас знают, что такое настоящая свобода личности. Почему? Да потому, что у них отсутствуют какие бы то ни было проявления власти одного человека над остальными, нет никаких «командиров», «начальников», никого, кто стал бы руководить, управлять, распоряжаться. Никого! Индеец делает только то, что он хочет. Отправляется на рыбную ловлю, на охоту или плантацию тогда, когда считает нужным. Никто не заставляет его делать какую-то работу, не приказывает ему и не запрещает что-либо.

Единственная область их жизни, где существуют общественные церемонии и сознательное повиновение установившимся традициям, — это их религия. Выполняя обряды, ритуалы, исполняя танцы, они, естественно, прислушиваются к голосу «паже» и руководителей этих церемоний. Но и тут они рассматривают «паже» отнюдь не как «начальника», не как «командира», а как истолкователя воли предков, традиций и обычаев. Не более

— Ну а вожди племен? Разве нельзя их сравнить с монархами?

— Ни в коем случае! Никакой вождь в Шингу не обладает той властью, которую имеет король или, допустим, президент. Если предположить, что вождь иолапити Канато вдруг выйдет на середину деревни и станет повелевать, требовать, попытается, например, приказать племени идти на рыбную ловлю, индейцы даже не рассердятся на него. Они этого не поймут, они начнут смеяться, расценив это как шутку.

— Но, Орландо, существуют же десятки видов работ, которые могут выполняться только коллективными усилиями при чьем-то руководстве! Строительство хижины, например, или расчистка и выжигание сельвы под плантацию! Кто-то должен ими руководить? Ведь лаже для того, чтобы повалить дерево, нужно, кому-нибудь кричать нечто вроде «раз, два, взяли!».

— Совершенно верно. Но делается это не так, как у нас. Возьмем, например, переезд деревни на новое место. Если вождь попробует единолично скомандовать, чтобы племя собирало свое имущество и отправлялось куда-то прочь, индейцы, как я сказал, засмеются. Потому что они знают: вождь единолично такие вопросы не решает. Для этого в каждом селении существует нечто вроде совета старейшин. Старики собираются вместе с вождем, обсуждают, взвешивают все «за» и «против»: «стало мало рыбы в реке», «маниока на плантации становится все более хилой». И если принято решение переезжать на новое место, вождь на следующее утро от имени старейшин обращается к деревне с речью.

— Значит, он все-таки «оглашает приказ»?

— Нет, это не «оглашение приказа» и не объявление решения. Он просто сообщает мнение старейших и мудрейших соплеменников. И делает это учтиво и деликатно. Он говорит, что в последнее время жить на старом месте стало труднее. Что несчастья преследуют «наше славное племя». Что много достойных сынов умерли в этой деревне, на этом месте, а следовательно, какое-то проклятие, какое-то зло витает между малоками. И что обычно в таких ситуациях принято переезжать на новое место во избежание еще больших бед. И ежели многоуважаемые сограждане сочтут возможным согласиться с мнением старцев, то старцы имеют на примете в качестве одной из возможных альтернатив уютную полянку, находящуюся в трехдневных переходах вниз по течению реки.

— А дальше, что: голосование? Плебисцит? Или обсуждение?

— Нет, — засмеялся Орландо. — В том-то и заключается один из непонятных нам парадоксов их жизни: весь этот обряд является сугубо формальным. Никто — причем и вождь, и старцы знают об этом заранее! — никто из соплеменников не станет возражать, спорить, не станет даже вносить контрпредложения или поправки, никто не попробует оттянуть переезд «до будущей Луны».

— Но почему?

— Потому что пожелания «паже» и стариков рассматриваются как «голоса свыше», точнее говоря, как завет предков, как выражение воли «героев» и «покровителей» племени. А «паже» являются в глазах индейцев только выразителями, «передатчиками» или «проводниками» этих сверхъестественных сил, этой воли «героев» и предков. И никто никогда не осмелится противиться этим силам.

— Таким образом, «демократия по форме» обращается в «диктатуру по существу»?

— Можешь называть это так, если хочешь, но не забывай, что индеец повинуется не личностям, а догмам. Не вождям, а своим собственным представлениям о сверхъестественных силах, о традициях, о заветах предков. «Паже» для него, повторяю, не начальники, а толкователи сверхъестественных сил, знатоки традиций, которые играют колоссальную роль в жизни индейца. Не только праздники и церемонии, но и вся обыденная повседневная жизнь деревни повинуется традициям, устанавливавшимся и шлифовавшимся веками. В индейской деревне не происходит и не может произойти ничего, что не было бы предусмотрено этими традициями. Коли не считать, разумеется, стихийных бедствий или нападений соседних племен.