Ульрих Макош - Молитва в цитадели
В политическом отношении местные помещики — самая могущественная организованная сила в стране, защищающая интересы американского колониализма. Этот союз, обусловленный обоюдными интересами, продолжает существовать и сейчас, обеспечивая как американские монополистические интересы, так и интересы помещичьей олигархии; правда, в сахарной промышленности в настоящее время преобладает филиппинский капитал. В 1922 году американский «Чэмбер оф коммерс джорнэл» зарегистрировал 33 сахарных завода, контролируемых американцами или испанцами.
Американские монополии находили для себя благодатную почву не только в сахарном деле. Так, Альберт Л. Аммен, который прибыл в Манилу в качестве военнослужащего интендантского подразделения, оставшись после службы на Филиппинах, прибрал к рукам автобусные линии сначала на Лусоне, а позднее — в провинциях Бохоль, Паигасинан и Батангас. Другой служащий из того же подразделения вошел в дело по производству пальмового масла и вскоре после демобилизации владел уже несколькими маслобойными предприятиями. Фрэнк Кулетт прибыл на Филиппины армейским добровольцем. Закончив срок службы и проработав затем некоторое впемя в полиции, он вступил в дело по прокату фильмов. В 1916 году ему принадлежали два самых больших кинотеатра — «Лирик» и «Сакой» — в Маниле. На многих островах он открыл сеть кинотеатров, которые приносили ему огромные прибыли. Эти так называемые манильские американцы, разбогатев, образовали могущественный блок, имевший влияние даже в Вашингтоне, где он выступал против независимости Филиппин.
Местные землевладельцы множат свои богатства в тесном союзе с колонизаторами. Этот союз выходит далеко за рамки обычного колониализма. В начале 70-х годов, незадолго до того, как было введено чрезвычайное положение, «Манила тайме» вынуждена была опубликовать письмо читателя, который подвергает эти отношения резкой критике. «Бросающаяся в глаза нищета филиппинских масс, — пишет он, — объясняется тем, что в экономике страны хозяйничает американский империализм, находящийся в сговоре с крупными помещиками-феодалами».
Беспримерной нищете сакадов противостоят небывалая роскошь и расточительство сахарных баронов, часто вкладывающих свой капитал в промышленность, газеты, страховые общества, башки, отели, кинопроизводство и еще бог знает во что. Например, сахарного барона Лопеса четыре раза избирали вице-президентом. Местные газеты не делают тайны из того, что семейство Лопеса ест из золотой посуды, а вода в ванных комнатах течет из золотых кранов. Когда в 1968 году старший из братьев Лопес отмечал сороковую годовщину свадьбы, его гости прилетели на празднование из-за океана на специально заказанных для них самолетах. Он пригласил певцов и оркестры из Нью-Йорка и Осаки. На отведенной для пира территории были построены японские павильоны с выдвижными навесами на случай дождя. Шампанское, разумеется, текло рекой, но его не разносили официанты, а оно било ключом из фонтана, над которым сверкали мириады лампочек, превращая ночь в день.
Главным образом сахар сделал Лопеса таким богатым, но он и его семейство вложили капиталы во многие другие отрасли экономики. К началу 70-х годов им принадлежали 27 радио- и телевизионных станций, сеть отелей, несколько доходных пароходных линий каботажного плавания, различные газеты, банки и страховые агентства, а также электростанции компании «Мералько», которые, когда ввели чрезвычайное положение, были национализированы первыми.
До начала 60-х годов главным поставщиком тростникового сахара для США была Куба. Но после того как ввоз сахара из Кубы прекратился, первое место среди поставщиков выгодного американского сахарного рынка заняли Филиппины. Цены на сахар на этом рынке были в то время выше цен на капиталистическом мировом рынке, благодаря чему за прошедшие 30 лет сахарные бароны смогли заработать свыше полутора миллиардов долларов. Поддержка, оказываемая США сахарным баронам, опирающаяся на долгосрочные договоры, увековечила эксплуатацию сакадов. При этом система сахарных квот, регулирующая объем экспорта различных конкурирующих друг с другом стран — производителей сахара, эффективно действует в двух направлениях: квоты обеспечивают обогащение сахарных баронов и тем самым их влияние в стране. К моменту истечения сроков договоров угроза снижения квоты, многократно повторенная, использовалась как средство нажима на внутреннюю и внешнюю политику Филиппин — механизм, демонстрировавший свою эффективность в течение многих лет: сахарная квота как средство шантажа в международной политике.
Рекламные трюки миллионеров неисчерпаемы. Вот, например, что пишет «Викторьяс Миллинг компани»: «Английское слово „сахар“ ведет свое происхождение от санскритского „саркара“. Сахарный тростник культивировался сначала в Индии. Так как процесс получения сахара был очень трудоемким и дорогим, сахар могли регулярно употреблять только махараджи. Благодаря упорному труду и культивации сахарный тростник стал устойчивым растением, дающим большие урожаи. Процесс очищения стал более быстрым и легким, и то, что когда-то было доступно только махараджам, стало доступно для всех.
Вы можете получать теперь сахар „Викторьяс“ такой чистоты, о которой индийские махараджи и мечтать не смели. Сахар „Викторьяс“ самый лучший, он проходит микробиологический контроль, его не касается человеческая рука. Чистота „Викторьяс“ превосходит нормы, установленные в пищевой промышленности. Покупайте „Викторьяс“!»
Мы возвращаемся домой через Западный Негрос, мимо ярко-зеленых и уже отчасти потемневших, в рост человека зарослей сахарного тростника, отгороженных от шоссе забором. Сакады приветливо машут нам на прощание. Темно-коричневые дубленные от ветра, дождя и солнца лица, согнутые спины. С утра до вечера они режут тростник. Каждый день по тысяче раз сакада взмахивает мачете и вяжет стебли — без этого не будет урожая. Чистый ли сахар «Викторьяс»? А не чернит ли его проклятие сакадов, труд которых не слишком-то отличается от труда рабов, в прошлом завезенных на острова? Саркара — еда для махарадж, саркара — барыши для сахарных королей, империй которых зиждется на поте и крови, на жизнях 350 тысяч сакадов.
Мелодия Милли Меркадо и Сонни Кортес, звучащая из динамика в нашей машине, запоминается легко, она продолжает звучать и когда мы возвращаемся из «сахарной провинции» Западный Негрос. В такт этой мелодии врываются слова песни Самсона Олета, говорящего от имени многих своих собратьев: «Дети плачут от голода. Только сахарный тростник, ни риса, ни мяса» — горькая сахарная мелодия Филиппин.
