Владимир Корочанцев - Африка под покровом обычая
В некоторых странах Африки «короли» царствуют чуть ли не в каждой деревне. «Руа» — так их величают в Камеруне, Габоне, Береге Слоновой Кости и других странах. Королева остается королевой, даже если она правит не огромным государством, а деревней Эбуэ или Зе, Эбонг или Румзо.
В марте 1971 года по частному приглашению одного из государственных деятелей Камеруна мне привелось побывать в селе Румзо — на севере страны, в горном массиве Мандара.
Дорога от Маруа в горы — проверка сопротивляемости организма к продольной, поперечной и прочим видам тряски — изматывает даже бывалых туристов. Да и понятие дороги весьма сомнительно в тамошних условиях, так как местами шофер превращается в проводника-следопыта, невесть как ориентирующегося по гранитным глыбам и завалам, оврагам, деревьям, термитникам и даже по колдобинам.
Сложнее всего было карабкаться по склонам Мандары, приближаясь к скалам Мери. Мы часто покидали лендровер и ценой огромных усилий вталкивали газующую машину на очередной крутой подъем. Вытирая с лица градом катившийся пот и давая минутный отдых телу, гудевшему от качки и жары, с круч и перевалов мы любовались раздольными равнинами, окаймляющими озеро Чад, плоскими серовато-желтыми долинами рек Шари и Логоне. В ущельях, на овальных, похожих на человеческие головы скалах Мандары уцелели остатки мирных племен, укрывающихся там со времен нашествий фульбе и массовых переселений народов в этой части Африки.
— Будьте внимательными, — повторял пригласивший нас депутат парламента. — Все здесь создано людьми, единственные инструменты которых — каменные орудия и их собственные руки.
Повсюду нас поражала картина великого терпения, трудолюбия и изобретательности. Склоны гор были изрезаны полосками плодородных террас. Казалось, даже камень давал всходы проса, повинуясь воле тружеников. Годами все здесь повторяется в одном и том же ритме: сначала укрепляются подпорные заборы, подносится снизу в корзинах и подсыпается земля, засыпаются и закрепляются порожденные месяцами дождливого сезона промоины, оползни и канавки, быстро расширяющиеся в настоящие овраги.
На скальной платформе примостилось долгожданное село Румзо. Гостеприимный вождь уже ждет пас у подъезда к деревне. Первым делом он приглашает осмотреть свои покои.
Мы бредем анфиладой помещений, размышляя о том, в каком веке живут их обитатели. Каменные ступы, мотыги, топоры, ножи, молотки, копья и стрелы с железными и даже каменными наконечниками, глиняные сосуды, отполированные лежанки и подушки из цельного куска дерева — вот «мебель» и утварь палат короля мофу.
— Здесь живет моя мать, — в три погибели сгибается вождь перед входом в крошечную мазанку, смахивающую на обыкновенную конуру. На бруске-кровати лежит немощная старушка. Ноги старушки высовываются из домика — даже при ее усохшем теле не хватает площади. Комнаты королев чуть больше, и вход в них пошире — могут заползти два человека.
Король — человек умный и просвещенный. Он знает не только о политических проблемах Камеруна, по и о событиях за рубежом. Худо-бедно, а в селе есть транзистор, который вождь, его сановники и старики слушают по вечерам в хижине собраний.
Обход владений закопчен. Неторопливо выходим на площадь перед дворцом. Напротив — скала, похожая на почетную трибуну. Там уже расставлены табуреты. Пробираемся через толпу селян, ликующих при виде гостей. Все мужчины, женщины и дети, от души улыбаясь, стараются пожать каждому из нас руку. Гостеприимство и сердечность — неотъемлемая черта характера камерунцев. Приезд гостя развеивает однообразие быта крестьян, приносит им новые знания и впечатления.
«Они наги, даже совершенно наги, они — среди наименее прикрытых одеждой во всей Африке и, естественно, во всем мире. Это бросается в глаза, по к этому привыкаешь и можно тысячу раз повторять, что подобная нагота совсем не шокирует и вовсе не является бесстыдной». Глядя на мофу, я вспоминал эти справедливые слова французского исследователя Б. Лембеза, сказанные о Северном Камеруне. По дороге мы встречали и абсолютно нагих мужчин и женщин, с тем же откровенным детским любопытством взиравших на нас, что и мы на них.
Стереотипы в обычаях и морали относительны. Люди «одетые» в чем мать родила, отвергнувшие нелепые для этих жарких краев панталоны и рубашки, показывали на нас пальцами и заливисто, от всей души хохотали. Но только ли в столь прозаическом объяснении таилась истинная причина их насмешек?
Под теми же небесами в горах Мандара датский путешественник Йорген Бич во время съемок фильма подарил одному старательному парню-кирди по имени Дауду шорты. Стоило тому щегольнуть вечерком в обнове среди обнажеппых односельчан, как вся деревня была взбудоражена. Мужчины едко шутили над ним. Девушки, прикрывая глаза ладонями, с визгом прятались по хижинам, а их матери возмущенно упрекали юношу, мягко говоря, в нескромности. Так и пришлось «бесстыднику» раздеться…
Видный английский африканист Б. Дэвидсон однажды рассказал о зулусской девушке, «с гордостью обнажавшей свое тело в доказательство своей моральной чистоты». Добавим также — в доказательство здоровья, по мнению многих африканских пародов. «Нагота, таким образом, представлялась чем-то противоположным непристойности», — поясняет ученый. Самое разумное — понимать друг друга и не навязывать в чужом доме свой устав.
Мофу и другие кирди (так некоторые этнографы именуют три десятка племен севера Камеруна) — вовсе не нудисты западного мира с их исковерканной психологией, бросающие жалкий «вызов» обществу. Быстро понимаешь, что отсутствие одежды у мофу ничуть не означает отсутствия кокетства и даже увлечения модой. Парижские моды сюда не доходят — это верно, но есть сотни способов быть обнаженными, и каждый или каждая делает это на свой лад.
Дети носят только амулеты гри-гри, ожерелья из бисера, погремушки на запястьях и лодыжках, браслеты. И никакой одежды, даже в школе. Мужчины — тонкий пояс, от которого вниз протянуты небольшой кусок мягкой козьей кожи либо несколько тонких кожаных шнурков или же просто нацеплен пучок травы и листьев (нередко изготовляется знахарем из целебных растений). Вот и вся набедренная повязка — фаллокрипт. Король выделяется среди подданных тем, что в будние дпи набрасывает на плечи кусок шкуры. Нас оп встретил в длинном бубу, вытащенном на белый свет по такому исключительному случаю.
Наряд женщин также сводится к набедренной повязке. Это полоска красноватой коры, обоими концами закрепленная на кожаном пояске вокруг талии. Вместо коры в зависимости от вкуса, прихоти и достатка могут быть связка металлических колец (вероятно для того, чтобы мужчины как бы слышали музыку женской походки; старым женщинам носить повязку из таких колец запрещается), лоскуток хлопчатобумажной ткани, маленький букетик цветов. Девственницы носят по две-три свободно развевающиеся на ветру кожаные полоски.
