Франц Бенгтссон - Рыжий Орм
Оставшись одни, Орм и Токе лежали молча, им было о чем подумать. Потом Токе сказал:
— Теперь нашей удачи прибудет, с тех пор как к нам пробрались женщины. На душе от этого легче.
Но Орм возразил:
— Теперь мы на краю несчастья, если ты, Токе, не обуздаешь свою похоть. И было бы хорошо, будь у меня уверенность, что ты это сумеешь.
Токе сказал, что есть немало оснований на это надеяться, если только взяться всерьез.
— Но ясное дело, — сказал он, — что она вряд ли стала бы особенно упираться, будь я поздоровее и понастойчивее. Старого короля слишком мало для такой женщины, а ее держат в строгости, с тех пор как она сюда попала. Имя ее Мирах, и родом она из Ронды; ее похитили люди с Севера, напав среди ночи, и увезли вместе со многими другими и продали конунгу Корка. А тот подарил ее в знак дружбы королю Харальду за ее красоту. Она говорит, что эта честь имела бы в ее глазах большую цену, если бы ее подарили кому-нибудь помоложе и с кем она могла бы поговорить. Не часто видывал я женщин столь прекрасной наружности, так хорошо сложенных и с такой нежной кожей. Но та, что сидела у тебя, тоже заслуживает больших похвал, хоть она и могла показаться тебе чересчур долговязой и худощавой. Она, похоже, к тебе расположена; и даже из этого видно, что мы за люди, коли завоевали благосклонность таких женщин, лежа на одре болезни.
Но Орм сказал, что и в мыслях не держит женскую любовь, ибо чувствует себя все более слабым и жалким и, видно, не долго протянет.
На другое утро, как только рассвело, обе женщины пришли, как И обещали, с теплым щелоком, водой и полотенцами; волосы и бороды Орма и Токе оказались вымыты с большим тщанием. С Ормом было довольно хлопотно из-за того, что он не мог сидеть, но Ильва поддерживала его и обращалась с ним очень бережно и с честью справилась с этим делом, и он стал теперь чистым и умытым, и щелок не попал ему ни в рот, ни в глаза. Потом она села в изголовье и положила его голову себе на колени и стала расчесывать ему волосы. Она спросила, не плохо ли ему так лежать, и Орм сказал, что приходится признать, что ему так лежать хорошо. Ей было непросто разобрать его волосы, густые, непокорные и спутанные после мытья; но она терпеливо справлялась с ними, так что Орму казалось, никогда его еще так хорошо не причесывали. Теперь она говорила с ним сердечно, словно они давно уже были друзьями; и Орм почувствовал, что ему приятно, когда она рядом.
— Прежде чем вы встанете на ноги, вам еще раз намочат голову, — сказала она, — потому что епископ и его люди хотят окрестить тех, кто лежит больной, и странно, что они у вас еще не были. Они поступили так с моим отцом, когда он лежал тяжело больной и уже не надеялся встать. И многие считают, что зимой лучше креститься на одре болезни, потому что тогда священники льют воду только на голову, а иначе пришлось бы окунаться в море целиком, а такое не многим по душе, когда вода ледяная. Священникам это тоже тяжело: лица у них делаются синие, когда они стоят по колено в воде, а зубы их так стучат, что они едва могут выговорить свои благословения. Оттого покуда стоит зима, они по большей части крестят тех, кто слег в постель, а меня епископ крестил летом, в день солнцеворота, который у них зовется днем Крестителя, и было это нетрудно. Мы сидели на корточках вокруг епископа, я и мои сестры, пока он читал над нами, а когда он поднял руку, мы зажали носы и окунулись, и я пробыла под водой дольше всех, так что мое крещение считается самым верным. Потом мы получили благословенные одежды и каждая по маленькому крестику, чтобы носить на шее, и ни одной из нас не было оттого никакого вреда.
Орм отвечал, что навидался самых удивительных обычаев, поскольку побывал и на Юге, где никому нельзя есть свинины, и у монахов в Ирландии, что приставали к нему с крещением.
— И я не скоро уразумею, — сказал он, — какая польза от таких вещей людям и какая радость богам. И я хотел бы поглядеть на такого епископа или любого другого божьего человека, который бы заставил меня влезть по уши в воду, будь то летом или зимой. И нет у меня никакого желания, чтобы они поливали мне голову и читали надо мной. Потому как уверен, что следует остерегаться всяких заговоров и заклинаний.
Ильва сказала, что некоторые из людей короля Харальда жаловались на прострел в спине после крещения и хотели получить с епископа виру за это дело, но ничего хуже этого никому не приключилось; а теперь многие считают, что крещение полезно для здоровья. Против свинины священники ничего не имеют, как Орм и сам мог заметить в праздники, и они не слишком лезут в то, что едят другие. Если только уж им подадут конину, они обыкновенно плюют и крестятся, и иногда они ворчат, что будто бы не следует есть мясо по пятницам, но ее отец сказал, что не желает подобного слышать. Сама она не может сказать, чтобы заметила, будто новая вера причиняет какие-нибудь неудобства. Но иные говорят, что урожаи сделались хуже, а молоко у коров жиже с тех пор, как оставили старых богов.
Она медленно провела гребнем по пряди его волос, которую у только что расчесала, повернула ее к свету и долго разглядывала.
— Я не понимаю, как такое может быть, — сказал она, — но кажется, у тебя нет ни единой вши.
— Такого быть не может, — ответил Орм. — Значит, гребень плохой. Чеши лучше.
Она сказала, что гребень у нее хорош против вшей, и принялась чесать им так глубоко, что содрала кожу с головы. Но и там не нашла ни единой вши.
— Тогда дело плохо, — молвил Орм, — и хуже, чем я думал. Значит, болезнь уже у меня в крови.
Ильве казалось, что, может быть, все не так уж и опасно, но Орм принял это очень близко к сердцу. Все оставшееся время он лежал тихо и лишь угрюмо ворчал в ответ на ее болтовню. Зато Мирах и Токе, видно, нашлось о чем поговорить, и ладили они друг с другом все лучше.
Наконец Орм был как следует расчесан, и борода, и волосы, и Ильва довольно взглянула на свою работу.
— Теперь ты уже меньше похож на батрака, чем на хёвдинга, заметила она. — Редкая женщина теперь от тебя шарахнется, и за это благодари меня.
Она подняла его щит, повернув к Орму рукоятью, потому что со внутренней стороны он был не так порублен, подержала перед ним. Орм погляделся в щит и кивнул.
— Хорошая работа, — сказал он, — и лучше, чем можно было бы ждать от дочери конунга. Ты заслужила, чтобы я рассчитался с тобой тем украшеньем.
Он расстегнул ворот, снял ожерелье и протянул ей. Ильва вскрикнула, взяв его в руки и ощутив его тяжесть и видя его красоту, а Мирах оставила Токе и поспешно подошла поглядеть и тоже вскрикнула. Орм сказал Ильве:
— Надень его.
Она сделала, как он велел. Ожерелье было длинным и свисало до шнуровки ее лифа, и она поспешила поставить щит на скамью у стены и посмотреться в него.
