60 дней по пятидесятой параллели - Виктор Николаевич Болдырев
Вечер быстро перешел в ночь. Свет фар вырывает из темноты узкую полоску земли — борозду. А кругом — далекие огоньки тракторов, они движутся, степь живет. Генка, откинувшись на сиденье, уснул, я веду трактор самостоятельно, и мне нравится чувствовать себя ответственной за машину, ощущать дрожь плуга, отваливающего пласт за пластом.
Забился плуг, нужно остановить трактор. А как его останавливают? Будить Генку не хочется. Кажется, он нажимал ногой вот сюда, а рукой сбавлял газ. Так… Мотор фыркнул и умолк. Трактор стал темный и молчаливый. Заспанный Генка попробовал завести двигатель, потом вытащил из-под сиденья ключи и стал копаться в моторе, бурчит что-то под нос, а мотор не заводится.
На соседнем поле мелькают огоньки. Вдруг два огонька мигнули и направились к нам. И вот уже рядом с нами светят фарами два трактора, а у мотора возятся трактористы, приехавшие помочь.
Мотор снова работает, зажглись фары. Трактористы устроили перекур. Говорят о работе: о том, что у кого-то в тракторе буксует муфта, о коленвале, о пускачах, о типах двигателей — словом, о вещах, им близких, но мне непонятных. Я молча сижу в стороне, на куче соломы. А в темной вышине влажно поблескивают звезды.
ЗЕМЛЯНКА
Кончилась пахота, отшумела посевная. Остались позади ранние подъемы, когда воздух росист и не по-весеннему свеж, возвращения на стан под звездами. Во сне я вижу ярко-голубые сеялки с желтым зерном…
Теперь, казалось бы, и делать на стане нам уже нечего. Чумазые трактористы возились у машин, что-то исправляли, а мы разгуливали по стану в светлых платьях и выслушивали насмешливые замечания Сашки Кононенко, бригадного балагура и весельчака.
Однажды Андрей, наш бригадир, подвижной, небольшого роста человек, подошел к землянке — общежитию трактористов на стане, критически осмотрел это потрескавшееся саманное строение с отлетающими кусками глины и укоризненно покачал головой.
— Ходите вы здесь нарядные и того не замечаете, что потрескалась, облупилась землянка. А ведь в ней люди живут, ваши же товарищи. И решительно закончил:
— Нужно обмазать.
В тот же день мы взялись за работу: смывали побелку, отдирали лопатами куски прошлогодней глины, а когда землянка приобрела совсем страшный вид, вытерли со лбов пот, побросали лопаты и пошли обедать.
На следующее утро, в шароварах и низко надвинутых косынках, мы стояли у ободранной стенки, а Виктор Колодяжный, помощник бригадира, показывал нам основные «технические приемы». Сначала стенку нужно смочить водой, потом взять ком мокрой глины, смешанной с соломой, и с силой бросить на стенку — чтоб прилепился. Затем глина разглаживалась. Это, в общем-то, несложно. Но как тяжело тащить мокрую глину к землянке, кидать ее так, чтоб не отваливалась, как неприятно, когда вся ты мокрая от воды и заляпана глиной! Да и скучно все это, признаться. На тракторе совсем другое дело.
Наша Валя, Валька-малявка, как мы ее называем, берет маленький комочек глины, отходит подальше (как бы не испачкать кофточку и кокетливый завиток волос) и с размаху кидает глину. Иногда попадает в стенку, иногда мимо. Рядом работают Лида и Зоя. Одна плечистая, темнокосая, вторая — стройная, с серыми глазами. Это подруги с московской стройки, бывшие штукатуры. Лида молча, с силой, так, что брызги летят, кидает глину. Зоя ворчит:
— И что за работа! Здесь разве так, как на стройке? Глина с соломой — смех один!
Анна, та что из Братска, сначала подбадривала, говорила, что она уже мазала раньше и знает, как это делается. Но вскоре ушла. Иногда подходят к нам трактористы: улыбнутся, махнут рукой и отойдут. Сашка, конечно, не может обойтись без обидных шуток. Работать нам действительно не хочется. Разве для такого скучного дела ехали мы сюда из Москвы?
То мы не работаем из-за дождливой погоды, то, наоборот, слишком жарко, и мы лежим в тени недомазанной стенки, а то вдруг отправляемся в поля, за душистыми степными тюльпанами. Но когда увидели однажды, как на позднюю пахоту выезжают со стана тракторы, больше выдержать не смогли. Нашли в столовой Виктора Колодяжного и сказали, что копаться в глине больше не будем.
— Грязь, вода — мы можем простудиться, — торопливо говорит Валька-малявка, — да и толку от нашей работы не будет. Лучше пусть местные женщины из поселка обмажут: для них это дело привычное.
— Не умеем и не будем, — решительно заявляют Лида с Зоей.
— Тракторы пахать ушли, а мы здесь около землянки крутимся, — тихо говорит Зина.
Анна сказала, что она учетчик, и копаться в глине ей-то уже совершенно ни к чему. Когда мы, наконец, замолкли, Виктор произнес настоящую речь. Он говорил о маменькиных дочках и о трудовой дисциплине, о белоручках и нужных на целине заботливых женских руках. Он утверждал, что на стане не место таким, как мы. Мы молчали. Виктор принялся уговаривать, ругал, наконец, потеряв терпение, встал и ушел, хлопнув дверью так, что вздрогнули на столе пестрые головки тюльпанов.
Бригадир речей не произносил. Он негромко и строго сказал, что землянку нужно домазать. И снова мы со вздохами облачились в забрызганные глиной шаровары, надвинули пониже на лоб косынки. И снова — вода, глина, грязь…
Но теперь появилось и новое: мы разделились на две бригады и устроили соревнование «за качество обмазки». Работа уже не казалась такой неприятной. Подошел Сашка, посмотрел на обмазанную нами стенку и вместо очередной остроты сказал:
— А все-таки умеете вы работать, девчата.
Однажды мы возвращались на полевой стан. Издали увидели землянку, она резко выделялась белизной среди черноты распаханных полей. Приятно стало: наша землянка, в ней живут ребята-трактористы, товарищи наши…
