60 дней по пятидесятой параллели - Виктор Николаевич Болдырев
ТАК ВСЕ НАЧАЛОСЬ…
Передо мной дверь вагончика на полевом стане: узкая, со щелями и, наверное, скрипучая. Дверь в мою новую жизнь. Какая она будет, эта жизнь, что ждет меня там?
Дверь легко распахивается, и я вхожу в вагончик. Пыльный пол, нары в два этажа, сбоку железная печурка, а в окошке — степь до горизонта, без деревца, без кустика. Худенькая девушка у окна перестает что-то писать, а другая, с темными косами, бросает веник, идет мне навстречу и говорит спокойно, доброжелательно:
— Что-ж ты стала? Входи! А чемодан поставь. Тоже, наверное, из Москвы? Значит, теперь нас шестеро.
Обе в лыжных штанах, заправленных в сапоги, в пыльных телогрейках. Темнокосая девушка замечает мой взгляд и, как бы оправдываясь, говорит:
— После работы мы, потому и грязные. Приехали на обед.
С верхней полки неожиданно резко:
— Ну вот, еще одна!
Девушка, встретившая меня, говорит, как бы споря с этим восклицанием:
— Что ж тут такого? Это новенькая. На твое попечение, Анна, нам скоро ехать.
На пороге появляется еще одна обитательница вагончика — девушка с растрепанными кудряшками.
— Лида, Зоя, скорее: трактористы ждут. Анна, где мой платок? Как ты думаешь, может, мне сапоги резиновые надеть?
— Нет, Валя, в резиновых и не думай ехать, — говорит девушка с верхней полки, — ночью холодно. Ноги отморозишь. А платок бери мой: он теплее.
Девушки, уже не обращая на меня внимания, наспех одеваются, дверь за ними захлопывается, и мы остаемся вдвоем с Анной. Она смуглая, черты лица резкие: тонкие губы, нос с горбинкой. Пожалуй, Анна здесь самая старшая.
— Вот и уехали наши прицепщицы. А ты, наверное, и трактора-то вблизи не видала? — говорит она с усмешкой, — это только сначала интересно, а потом просто грязно и скучно.
Голос хрипловатый. Говорит она иронически.
— А ты почему осталась? — спрашиваю я. Мне хочется быть такой же независимой и такой же чуть-чуть иронической.
— Я труженик пера и бумаги. Помощник учетчика. А тракторы для меня не диковинка: насмотрелась на Алтае.
— Значит, на целине не впервые?
— Ну, целину-то я знаю хорошо! Приехала на Алтай после Братска.
— И в Братске была?
— И в Братске. Это вы только что из-под маминого крылышка сюда прилетели романтику искать.
Вот, оказывается, какая она, Анна! Не понравилась мне сначала, а ведь интересный человек, много уже повидала и, наверное, много сделала. Не то что я. Вскоре Анна ушла выписывать наряды. Стемнело. Заработал движок, вспыхнула лампочка под потолком.
Одна! Пустые нары, на полочке в углу никого не отражающее зеркало, на полу — кучка мусора и веник. За окошком степь. Скучная, голая земля до самого горизонта. В щель задувает ветер. Пожалуй, впервые я поняла, как тяжело оставаться одной. Вспомнилась Москва, наша фабрика. Там идет сейчас вторая смена: лампы дневного света, ровный гул машин, девчата-прядильщицы, мои подруги. За окнами фабрики — Москва, шумит вечерний город. А я сменяла Москву, работу на фабрике на эту степь, на полинялый от дождей вагончик, продуваемый ветрами. Грустно и холодно.
Вдруг скрипнула дверь. Появился парнишка: шапка-ушанка, слишком большая для него, в руке ведро.
— Замерзла, да? Я посмотрел в окно: ты сидишь, закуталась. Сейчас печку растоплю.
И вот в вагончике тепло, на нарах веселые блики огня, а Генка (так его зовут) рассказывает какую-то смешную историю. И ушанка сползает ему на лоб.
— А кем ты здесь работаешь?
— Тракторист я.
Тракторист! Вот уж не подумала бы: он кажется совсем мальчишкой. Дверь снова распахивается, пропускает ребят, шумную компанию. Это трактористы пришли на огонек. Забросали меня вопросами: откуда я приехала, надолго ли, где работала, какие фильмы идут в Москве. А я узнаю, что эти молодые ребята на целине тоже совсем недавно, приехали сюда из училища механизации. Украинцы, русские, литовцы, мордвины. Украинцев больше всего. Кто-то затягивает украинскую песню, ее подхватывают…
Вошла Анна.
— Ого, да у вас тут весело! А я думала, сидишь одна, скучаешь…
ЗВЕЗДЫ В СТЕПИ
Утром учетчик сказал мне:
— К Кузоваткину пойдешь, прицепщицей. Вон его трактор.
Тракторист копался в моторе. Когда он обернулся, я узнала Генку. Шапка сдвинута на затылок, на щеке мазут.
Посмотрел на меня, неповоротливую в непривычных мне ватнике и сапогах, вздохнул и, буркнув «садись», продолжал заводить трактор.
И вот мы на пашне. Трактор с прицепленным к нему плугом ползет по краю борозды. За ним стелется взрытая плугом земля. По сравнению с непаханным еще серым полем она кажется маслянисто-черной. Генка сидит за рычагами, и вид у него сосредоточенно серьезный, рабочий.
В тракторе трясет, шумно, разговаривать нельзя, кричишь в ухо. Плуг часто забивается землей и соломой. Тогда нужно останавливать трактор и чистить плуг. Это моя обязанность. Но Генка, посмотрев, как я беспомощно действую ломиком, отобрал его и больше не доверял мне даже эту работу. А просто подпрыгивать на сиденье рядом с Генкой и ничего не делать — скучно. Вдруг Генка кричит в ухо:
— Садись на мое место!
И началось обучение. Ревел мотор, я судорожно хваталась за рычаги, трактор кидался из стороны в сторону, позади оставалась какая-то невообразимая кривая. К концу дня я все же сделала
